Октябрь и ноябрь пролетели быстро, уже приближалось Рождество с его весельем и светлыми надеждами на чудо. Роза сидела в своей маленькой комнатке подле гостиной и занималась приготовлением подарков для бесчисленного множества друзей, которые становились все нежнее и нежнее по мере приближения праздника. Из открытых ящиков комода она доставала всевозможные изящные мелочи и перевязывала широкими лентами.

В такие минуты лицо девушки обычно сияет от счастья, но Роза была серьезна. Время от времени она деловито и небрежно бросала в ящик очередной приготовленный пакет. Она не вкладывала в подарки особой любви.

Доктор Алек вошел в комнату и, увидев необычное выражение на лице племянницы, забеспокоился. Любое омрачавшее девушку облачко сразу бросало тень на лицо ее опекуна.

— Не можешь ли ты на минуту отвлечься от приятного занятия и зашить мне перчатку? — спросил он, подходя к столу, усыпанному лентами, кружевами и цветной бумагой.

— Конечно, дядя, с радостью.

Лицо ее вдруг просияло, обе руки протянулись за старой, изношенной перчаткой, а в голосе послышалась такая душевная радость, которая делает приятной самую ничтожную услугу.

— Леди Щедрость, кажется, страшно занята. Может, ей нужна помощь? — доктор бросил взгляд на разложенные перед ним сокровища.

— Нет, благодарю вас. Разве только вы вернете мне утраченный интерес к этому делу. Как скучно готовить подарки, если ты не собираешься дарить их любимым людям! — последние слова девушка произнесла с легкой дрожью в голосе.

— Я никогда ничего не дарю тем, кого не люблю. Почему бы и тебе не поступать так же? Ведь накануне Рождества все делается по доброй воле. Сколько у тебя должно быть друзей, если им предназначаются все эти штучки!

— Я думала, что они мои друзья, но оказалось, что далеко не все. Это-то меня и тревожит.

— Ну-ка, отложи мою перчатку, дорогая, и расскажи, что у тебя на сердце, — дядя Алек уселся напротив Розы с самым ласковым выражением лица.

Но та, крепко сжав вещицу, проговорила с жаром:

— Нет, нет, сначала зашью! К тому же я не смогу смотреть вам в глаза, пока не расскажу, какая я дрянная, подозрительная девушка, — и принялась орудовать иголкой, не поднимая глаз от работы.

— Хорошо, я с радостью выслушаю твою исповедь. В последнее время я замечал озабоченность на лице моей девочки. Неужели кто-то подмешал горечи в чашу со сладким нектаром?

— Да, дядя, я не хотела этого замечать, но это так. Мне стыдно, но я должна поделиться с вами. Научите, как вернуть чаше сладость, или заставьте выпить ее как лекарство.

Она помолчала минуту, затем девичьи печали полились из нее сплошным потоком:

— Дядя, большинству людей, которые так добры ко мне, я совершенно не нужна. Их не я интересую, а мои деньги. Эта мысль гложет меня, ведь я так радовалась и гордилась всеобщей любовью. Лучше бы у меня не было ни пенни, тогда бы я знала, кто мои настоящие друзья.

«Бедняжка! Она уже поняла, что блестит не только золото, и разочарования уже начались», — сказал доктор про себя, и заметил громко, с утешительной улыбкой:

— Поэтому пропало Рождество и исчезло удовольствие готовить подарки?

— О нет! Только не для тех, в ком я уверена. Для них я стараюсь больше, чем всегда. Я вкладываю всю душу в каждый стежок. Ведь тетушке Изобилие, тете Джесси, Фиби и мальчикам совсем неважно, сколько стоят мои подарки, они одинаково будут радоваться любой безделице.