|
Ты, пожалуй, думаешь, что поскольку образ не бог, то и бог не образ. Будь осторожнее, ты ошибаешься! Ибо образ – это орудие настоящего времени и праздника. А Таммуз, владыка, – это владыка праздника. С этими словами он надел себе на голову венок, потому что закончил его. Вениамин глядел на него широко раскрытыми глазами. – Бог наших отцов, – воскликнул он в восторге, – как идет тебе диадема из миртовых веток, которую ты сделал для себя при мне умелыми своими руками! Только тебе она и к лицу, и я, когда представляю себе ее на моей выхухолевой шапке, понимаю, какая бы это была ошибка, если бы ты не оставил ее для себя. Скажи мне правду, – продолжал он, – и расскажи мне еще: когда люди города находят ковчег и могилу пустыми, они, наверно, задумчиво, тихо и радостно расходятся по домам? – Тогда-то и начинается ликование, – возразил Иосиф, – это самый разгар веселого праздни-ка. «Пуста, пуста, пуста!» – кричат они наперебой. «Могила пуста, Адон воскрес!» Они целуют девочку и кричат: «Слава владыке!» Затем они целуются друг с другом и кричат: «Славен Там-муз!» А затем, при свете плошек, пляшут и водят хороводы вокруг этого камня Астарот. В ярко освещенном городе тоже царят веселье и радость, люди едят и пьют, и воздух непрестанно огла-шается счастливой вестью. И даже на следующий день горожане, встречаясь, дважды целуют друг друга и восклицают: «Воистину воскрес!» – Да, – сказал Вениамин, – так оно и есть, так ты мне и рассказывал. Только я забыл это и почему-то решил, что они тихо расходятся по домам. Какой чудесный праздник, чудесный в каж-дый свой час! И значит, на этот год владыке вознесена глава, но он знает час, когда Ниниб снова поразит его среди зеленых дерев. – Не «снова», – поправил его Иосиф. – Это всегда один и тот же и первый раз. – Как ты говоришь, милый брат, так и есть. Я выразился неудачно, это была незрелая речь карапуза. Всегда один и тот же и первый раз, ибо Он владыка праздника. Но если задуматься, то для того, чтобы установился этот праздник, прекрасный Таммуз, наверно, должен был один раз и первый раз умереть – или нет? – Когда Иштар исчезает с неба и спускается, чтобы разбудить сына, это событие как раз и происходит. – Ну да, наверху. А как обстоит дело здесь, внизу? Ты называешь событие. А ты назови мне историю. – Они говорят, что в Гебале, у подножья покрытой снегом горы, – отвечал Иосиф, – жил царь, у которого была миловидная дочь, и Нана, как там зовут Астарот, наслала на него дурость потехи ради, и он, охваченный вожделеньем к родной плоти и крови, познал собственную свою дочь. С этими словами Иосиф указал назад от себя, на знаки, высеченные в памятнике, у которого они сидели. – Она забеременела, и когда царь увидел, что он – отец своего же внука, его охватили смяте-нье, гнев и раскаянье, и он решился убить ее. Но боги, прекрасно зная, что это подстроила Ашрат, превратили беременную в дерево. – В какое дерево? – Это было не то дерево, не то куст, – сказал Иосиф недовольно, – не то куст, могучий, как дерево. Я там не был, и поэтому не могу тебе сказать, какой был нос у царя и какие серьги у нянь-ки его дочери. Хочешь слушать – так слушай и не бросай мне незрелых вопросов, как камни в огород! – Если ты будешь браниться, я заплачу, – жалобно сказал Вениамин, – тогда тебе придется меня утешать. Поэтому лучше не бранись и поверь, что я больше всего хочу слушать! – Через десять месяцев, – продолжал Иосиф свой рассказ, – дерево вдруг растворилось. Да, после этого срока оно распахнулось, и из него вышел мальчик, Адонаи. Его увидала Ашера, кото-рая все это подстроила, и решила никому его не уступать. |
