И вот началась пытка: отец Лактанс, предварительно изгнав из инструментов дьявола, взял молоток и принялся вбивать первый клин, однако Грандье не проронил ни стона и лишь молился вполголоса. Францисканец стал вбивать второй клин и на сей раз, несмотря на все свое мужество, Грандье издал два стона; слыша их, отец Лактанс всякий раз еще сильнее бил молотком, приговаривая: «Dicas! Dicas!» — «Признайся! Признайся!» Это словечко он повторял на протяжении всей пытки с такой яростью, что оно к нему прилипло, и с тех пор люди стали называть его не иначе, как «отец Dicas».

Когда был вбит второй клин, Лобардемон показал Грандье рукопись трактата против безбрачия священников и спросил, признает ли он, что она написана его рукой? Грандье признал это. На вопрос, зачем он написал этот трактат, кюре ответил, что хотел развлечь девушку, которую любил, свидетельством чему являются две строчки, написанные в самом конце:

Тогда г-н де Лобардемон поинтересовался, как зовут эту девушку, но Грандье ответил, что ни за что не произнесет ее имени, которое известно лишь ему да Господу.

Г-н Лобардемон велел отцу Лактансу вбить третий клин.

Сопровождая каждый удар словом «Dicas!», отец Лактанс принялся яростно стучать молотком, и Грандье воскликнул:

— Господи, они убивают меня, хоть я не колдун и не святотатец.

На четвертом клине Грандье потерял сознание, вскричав:

— И это — милосердие, отец Лактанс?

Францисканец продолжал свое дело, и боль, от которой истязуемый потерял сознание, заставила его вскоре прийти в себя.

Лобардемон воспользовался этим моментом и закричал, чтобы Грандье сознался в совершенных преступлениях, но тот ответил:

— Преступлений я не совершал, сударь, я только делал ошибки. Как мужчина, я поддавался плотским вожделениям, но я покаялся в этом, понес наказание и получил прощение от своих духовников, но даже если они меня и не простили, я надеюсь, что за мои теперешние муки мне простит Господь.

Когда в дело пошел пятый клин, Грандье снова потерял сознание; ему плеснули в лицо воды, он очнулся и обратился к Лобардемону:

— Помилосердствуйте, сударь, убейте меня поскорее. Увы, я всего лишь человек и не уверен, что, если вы продолжите пытку, я не впаду в отчаяние.

— Подпишите это, и все будет кончено, — проговорил уполномоченный, протягивая ему бумагу.

— Отец мой, — устремил Юрбен взгляд на францисканца, — скажите по совести, позволено ли человеку, дабы избавиться от страданий, признаться в преступлении, которого он не совершал?

— Нет, — отвечал монах, — ведь если он умрет солгав, значит, он умрет во грехе.

— Продолжайте, — простонал Грандье. — После стольких телесных мук я хочу спасти душу.

Отец Лактанс вбил шестой клин, и Грандье опять потерял сознание.

Когда он пришел в себя, Лобардемон потребовал, чтобы он признался в плотской связи с Елизаветой Бланшар, в которой она его обвинила, но Грандье ответил, что не только не находился с нею в связи, но увидел ее впервые лишь на очной ставке.

После седьмого клина кожа на ногах Грандье лопнула, и кровь брызнула прямо в лицо отцу Лактансу; он утер ее рукавом рясы, а Грандье вскричал:

— Господи, сжалься надо мною, я умираю!

После этого он потерял сознание в третий раз, чем воспользовался отец Лактанс, чтобы передохнуть.

Придя в себя, Грандье принялся медленно читать молитву, столь трогательную и прекрасную, что превотальный судья стал ее записывать, однако Лобардемон, заметив это, приказал никому ее не показывать.