Не глядя на них, я вошел в кабинет и сразу представился: я адвокат такой-то по делу таких-то  —  указал на ребят, сразу показав тем, что у них есть адвокат. В их глазах сразу же блеснул луч надежды.

Оперативники не ожидали такого поворота дела. Один из них сказал:

 —  Послушайте, вы не имеете права сейчас с ними разговаривать!

 —  Это на каком же основании?

 —  Вы допускаетесь только с момента, когда в деле участвует следователь. Так вот, ваш следователь, вернее, их следователь,  —  поправился он,  —  в настоящее время свою работу закончил и придет только утром. А мы являемся оперативниками.

 —  Но вы же их допрашиваете!

 —  Нет, мы их не допрашиваем, мы с ними только беседуем.

«Да, вот оно, наше неравноправие,  —  подумал я.  —  Если за границей человека задерживают, то неважно, кто его допрашивает: оперативники, следователи, сыщики, какие-то другие лица,  —  всегда там должен присутствовать адвокат, и мы часто слышим в фильмах фразу: «Я не буду разговаривать, пока не приедет мой адвокат». У нас же все по-другому.

Оперативники могут разговаривать с твоим клиентом, могут запугивать его, чуть ли не применяя физическое или психологическое воздействие, а ты, адвокат, не имеешь права общаться с ним, а можешь только тогда, когда приедет официальный следователь. Это, конечно, неравноправное положение!»

 —  Хорошо,  —  сказал я.  —  Но могу я сказать несколько слов моим клиентам, раз уж я приехал?

К тому времени в кабинете появился еще один оперативник, поднявшийся снизу.

 —  А как же вы так быстро приехали?  —  сказал он, выдав этим, что он в курсе, что я сначала был в Центре международной торговли.

 —  Да вот так и приехал. За мою оперативность меня и уважают мои клиенты.

Самое главное для меня было то, что я смог сообщить своим клиентам, что у них есть адвокат. Это являлось важным психологическим фактором для них. Теперь они будут знать, что они не одни и что у них есть на кого опереться.

Когда я вышел из здания и направился было к своей машине, меня догнали два оперативника.

 —  Послушайте, мы хотим вам кое-что сказать. Вы знаете, у нас есть сведения, что вы связаны с организованной преступностью.

 —  Да что вы говорите?!  —  удивился я.

 —  А разве это не так?

 —  Конечно, я связан, но лишь в силу своих служебных обязанностей. А откуда у вас такие сведения?

 —  Мы запросили РУОП,  —  ответил оперативник.

«Да,  —  подумал я про себя,  —  меня уже записали в штатные адвокаты курганской группировки! Солоник, предыдущее дело с перевозкой оружия, а теперь я стал курганским адвокатом».

Это было совершенно безосновательное утверждение. Конечно, любые адвокаты обслуживают каких-либо людей, которые относятся к какой-либо группировке. Но совершенно нелепо утверждать, что если люди из Кургана, то они обязательно относятся к курганской группировке. Недавно зимой в одной из газет написали, что задержаны два преступника на улице Курганская в Москве.

И тут же журналисты причислили этих людей к курганской группировке. Хотя, как потом выяснилось, эти люди никакого отношения к этой группировке не имели.

Вернуться домой мне в этот день не удалось. Вновь позвонил Виктор и попросил встретиться с женой одного из задержанных. Через полчаса я уже был в условленном месте.

Жена задержанного попросила, чтобы я помог ей доставить продукты мужу. Это традиционная практика.