Мои клиенты быстро поменялись пиджаками и куртками со статистами и сели в разные ряды. Я сразу вышел к дверям, чтобы собственными глазами видеть, как войдет человек, который будет участвовать в опознании, чтобы оперативные работники не имели возможности сказать ему о тех изменениях, которые произошли в процессе подготовки к опознанию.

Дверь открылась, и пожилой мужчина вошел. Его ознакомили с его правами, он расписался в протоколе. Следователь спросила его, может ли он узнать людей, которые крутились около угнанной впоследствии машины. Человек внимательно посмотрел, вероятно, ориентируясь на одежду, и показал на людей, сидящих в пиджаке и куртке, которые только что были обменяны с моими клиентами. Эти люди, естественно, были статистами. Хитрость была полностью разгадана.

Следователь и оперативники нервничали. Один из оперативников пытался как-то показывать этому деду, что он делает не то, но дед стоял на своем: «Да вот же их одежда! Я их одежду хорошо запомнил!» Я попросил, чтобы эти слова были занесены в протокол опознания.

Следователь сказала:

 —  Встаньте и назовите свои имена.

Статисты с растерянным видом встали и назвали свои фамилии, тут же сказав:

 —  Да мы вообще не были на той стоянке, мы в паспортном столе сегодня были, паспорта меняли!

Уловка полностью провалилась. Торжествуя, я подошел к следователю и сказал, что в связи с тем, что мои клиенты не опознаны как подозреваемые в совершенном преступлении, я прошу их немедленно освободить. Следователь ответила:

 —  Сейчас пойду доложу руководству, там решат.

Через полчаса следователь вернулась и сказала, что начальник принял решение об их освобождении, но фактическое их освобождение состоится часа через два-три, поскольку необходимо соблюсти формальности. Я сказал, что буду ждать, пока их не освободят. На это следователь заметила, что мое присутствие в отделении милиции крайне нежелательно, подчеркивая свое раздражение и негативное отношение именно ко мне.

Мне ничего не оставалось делать, как выйти из отделения милиции и сказать своим клиентам, что через два часа я жду их звонка.

 —  Если вы на свободу не выйдете,  —  сказал я громко,  —  то я поеду в прокуратуру,  —  как бы пригрозив следователю.

Когда я отъехал от отделения милиции, я заметил, что за мной резко рванула красная «девятка». Я понимал, что, конечно, оперативники отделения милиции снова прицепили мне «хвост», считая, что я могу поехать на встречу с какими-либо людьми.

Я решил это проверить и резко свернул в переулок. Красная «девятка» тоже свернула за мной. Я въехал во двор. Она немного притормозила. Выехав со двора и повернув опять в переулок, я выехал на проспект и стал набирать скорость. «Девятка» неотступно следовала за мной. Тогда я решился на неожиданный шаг. Дождавшись зеленого сигнала на перекрестке, я рванулся и резко остановился. Красная «девятка» тоже остановилась. Я выскочил из машины и подбежал к преследователям. Спросил их:

 —  В чем дело?

В «девятке» сидели два молодых пацана лет двадцати  —  двадцати четырех. Один из них тут же вышел с телефоном и, отойдя в сторону, стал кому-то звонить. У другого было растерянное лицо  —  они не ожидали такой реакции с моей стороны.

 —  Вы из милиции?  —  спросил их я.  —  Предъявите ваши документы!

Молодой парень, как бы извиняясь, в полной растерянности сказал:

 —  Да нет, мы не из милиции, как раз наоборот.

 —  А что вы делаете?

 —  Мы? Ничего. Мы за вами ехали.

 —  Зачем?

 —  Мы хотели найти нашего друга.