– Мисс, что с вами? – спрашиваю я с тревогой.
– Мне больно, – шепчет бедная девушка прерывающимся голосом. – У меня горит в груди. Болят глаза. Дядя! Дик! Эдвард! На помощь!
Молодые люди и старик, находящиеся в странном оцепенении, разражаются нелепым смехом.
Часть путешественников, кажется, пала жертвой той же непонятной болезни. Не иначе, как я попал в сумасшедший дом. Или сам сошел с ума?
Верховые и тягловые лошади тоже вскоре начинают беситься, еще больше усиливая сумятицу.
Я подбегаю к друзьям. Робартс хватает руками воздух, как эпилептик, потом падает ничком, скребет землю руками и ногами, а затем теряет сознание.
Сириль, мой бедный Сириль, душераздирающим голосом взывает ко мне:
– Брат! Я сошел с ума. У меня горит в желудке. Я ничего не вижу. О, боже, я умираю!
– Не покидайте меня, мсье Б… – жалобно стонет мисс Мэри.
Я стараюсь не терять присутствия духа, хотя сердце мое сжимается от ужаса.
– Том, скорее к своему хозяину!
– Да, Друг, бедный мастер! Я идет.
Мисс Мэри теряет сознание, ее челюсти сжимаются, глаза закрыты. Я приподнимаю одно веко и отшатываюсь, потрясенный. Зрачок расширен, по меньшей мере, в три раза против обычного. Радужная оболочка настолько сократилась, что остался едва заметный круглый ободок.
Подхожу к Сирилю, к Робартсу, к другим больным: у всех тот же симптом, У всех одинаково расширены зрачки.
Меня осеняет: они отравились. Это безумие, наступившее чуть ли не моментально и сопровождающееся бредом, конвульсиями, болями в животе, светобоязнью, – все эти явления могут быть вызваны только одним растением – белладонной. Они пропали, если я не найду противоядия. Но почему только Том и я избежали отравления?
– Том, – говорю я аборигену, показывая ему на стебли белладонны, которая произрастает здесь в большом количестве, – ты видишь маленькие красные плоды на этом растении? Никто не ел их, эти ягоды?
– Нет! Нет! – Том вдруг спохватывается. – А… моя знает, – восклицает он в ярости, И тут же, словно сам обезумев, бросается в источник, тянется к его середине и опускает руки в воду, …Мне кажется, что сердце мое перестало биться, Ах! Я перевожу дыхание. Том поднимает голову, я протягиваю ему руку и помогаю подняться.
– Видишь, друг, – говорит он, весь промокший, бросая к моим ногам пребольшой пучок травянистого растения, из раздавленных листьев и маленьких плодов которого сочится зеленоватая жидкость, – Погоди! – Том вновь склоняется над источником и вытаскивает еще одну охапку этого растения. Он с успехом повторяет эту операцию и в третий, и в четвертый раз.
Том вновь склоняется над источником и вытаскивает еще одну охапку этого растения.
Теперь я все понимаю. Аборигены, не сумев одолеть нас силой, отравили источник, бросив в него огромное количество стеблей и листьев дурмана и белладонны, которые они придавили камнями, чтобы те остались под водой. Это один из обычных способов без всякой для себя опасности погубить белых, которые в этом случае не способны защищаться.
Нельзя терять времени! Уже семь часов вечера, через два часа стемнеет. Аборигены, без сомнения, нападут на нас, полагая, что все мы отравлены.
Бедные больные в отчаянном состоянии. Они просят воды, и мне приходится применять силу, чтобы помешать им пить из смертоносного источника.
Я не решаюсь послать Тома на поиски воды, но в это время ко мне, едва волоча ноги, подходит один из поселенцев.
– Мсье, – говорит он. – Мы поищем другой источник воды, но пока все же сможем напиться. Видите группу деревьев в двадцати шагах отсюда?
– Да, это эвкалипты.
– Надо подрезать корень дерева, и из него потечет струйкой свежий сок. |