Я решил, что поселенец бредит. Он заметил мое удивление, – Не сомневайтесь, мсье, я уже чувствую себя лучше. Мне и раньше случалось пользоваться этим приемом. Сок эвкалипта много раз спасал мне жизнь, когда я умирал от жажды, и вылечивал, когда я пил из источника, отравленного аборигенами. Пойдемте со мной.

Он оказался прав: уже несколько его товарищей, лежа плашмя на траве, прижимались губами к корню дерева, ожидая, пока потечет, как из крана, его живительный сок.

Я, в свою очередь, надрезав охотничьим ножом корень одного из деревьев, пью сок и испытываю истинное наслаждение. Все с нетерпением устремляются к драгоценным деревьям и большими глотками утоляют мучительную жажду.

Через час, то ли от благотворного действия сока эвкалипта, который является универсальным средством от всех болезней на Австралийском континенте, то ли по какой другой причине, мне неизвестной, общее состояние путешественников улучшается. Однако на многих напала страшная сонливость. Никто из отравившихся не в состоянии избавиться от нее. Я полагаю, что они спасены, но пройдет еще много дней, пока все окончательно выздоровеют.

Лошади щиплют траву и тоже как будто чувствуют себя лучше.

Но это слабое утешение. Я чувствую близость аборигенов. Поэтому необходимо встряхнуть моих товарищей, ведь только я и старый абориген не были отравлены. И если все заснут, то проснутся ли они завтра? Я не верю, что сок эвкалипта может послужить лекарством от ядовитых пасленовых растений. Нужно найти еще что-то.

Я лихорадочно ищу выход. Машинально подбрасываю ногой охапку растений, вытащенных Томом из источника. Тонкая лиана стягивает ее как крепкий и прочный шнурок, и я вижу на ней на определенном расстоянии друг от друга плоды величиной с большой палец, напоминающие фасоль, бархатистые, коричневого цвета. Они кажутся мне знакомыми.

Неужели это возможно? Ну, конечно, я вижу калабарские бобы, противоядие от белладонны. Я вспоминаю эксперименты, проводившиеся в больницах Парижа и во французском коллеже. С помощью атропина, который является алкалоидом белладонны, расширяют зрачок пациента, закапав ему каплю раствора в глаз. Потом профессор, убедившись, что зрачок расширился, закапывает в глаз калабарин, алкалоид калабарских бобов. Тотчас зрачок принимает нормальный размер, и произведенное ранее действие нейтрализуется.

Мысль эта промелькнула в моем мозгу подобно лучу света. Теперь я знаю, как спасти своих друзей. Калабарские бобы – сильный яд, но организм наших путешественников, пропитанный белладонной, без труда перенесет его, и нет сомнения, что произойдет нейтрализация действия белладонны и дурмана.

Но по какой счастливой случайности, ниспосланной провидением, аборигены вздумали связать охапки белладонны единственным растением, которое может спасти несчастных? Причина очень простая: эти лианы прочны, а поскольку других растений такого рода здесь не произрастает, вполне естественно, что воспользовались ими, ибо шпагат или шнур – редкость на равнине Бюиссон.

И действительно, эти лианы обвивают деревья, которые нас окружают, но поначалу, охваченный волнением, я их не приметил.

Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы собрать необходимое количество бобов, и Том, который сегодня служит у меня санитаром, кладет их в котелок, превращенный в ступку. Затем он идет к эвкалипту, чтобы добыть сок из его корня, не забывая потом залепить надрез горшечной глиной – иначе дерево может погибнуть, – и с торжествующим видом возвращается с драгоценным лекарством.

Не без опаски я даю первую ложку моего противоядия поселенцу, который объяснил мне свойства эвкалипта. Вообще это здоровенный детина, но все же надо и его подлечить. Он пьет и делает затем ужасную гримасу. Хоть у него и луженая глотка, поселенца буквально трясет, Я с нетерпением жду, когда подействует лекарство. Ей-богу, его действие чудотворное! Всего пять минут спустя больной успокаивается, лучше различает предметы, и свет уже не так раздражает его глаза.