|
Хотите верьте, хотите нет, их культурный уровень показался мне намного выше, чем считает близкая к искусству публика. Многие из них – спонсоры корпоративных коллекций. Мои друзья были убеждены, что каждый человек, на котором надет костюм, – тупица, консерватор и мещанин. Но нельзя судить по внешности, теперь мне это известно. Думаю, для Билла я была чем‑то вроде эффективного помощника продвижения по карьерной лестнице, а моих друзей он считал балластом, который вполне может утянуть меня вниз, в их среду. А может быть, и его тоже прихватит, если мы вовремя не спохватимся. Я, в отличие от Билла, не ощущала дискомфорта в его мире, но вдруг до меня дошло, что мне скучно так жить и я хочу работать – ведь я же художник!
– Писать картины, рисовать? – Да. Но я была как завороженная, во всем соглашалась с Биллом. Он сокрушал все мои доводы в пользу работы. К тому же все мои друзья занимались только тем, что, получив пособие по безработице, в бездействии перебивались до следующей выплаты, не предпринимая никаких попыток сделать хоть что‑нибудь, поскольку это было бы предательством по отношению к чистому искусству. Величайшим грехом в их среде считалось изменить своему художественному кредо. – А вы это сделали? Мэгги перевела взгляд на окно. Опадающие с деревьев лепестки цветов, медленно кружась, опускались на землю. Словно вдруг озябнув, она обхватила себя руками. – Да, – ответила Мэгги. – Мои друзья решили, что я потеряна для них: меня совратил всемогущий доллар. И все из‑за Билла. На одной из корпоративных вечеринок я познакомилась с владельцем небольшого издательства, который искал художника‑иллюстратора детских книг. Я показала ему мои работы, они ему очень понравились, я получила работу, потом другую… – А как Билл реагировал на ваши успехи? – Сначала он был в восторге. Гордился, что книга с моими иллюстрациями была напечатана. Он купил кучу книжек для всех своих племянников, племянниц, детей своих клиентов, детей босса. Десятки книжек. Радовался, потому что, если бы не он, я бы не добилась успеха. Он не переставая твердил мне о том, что, останься я со своими пустоголовыми друзьями, ничего подобного бы не произошло. – Так было вначале. А потом? Мэгги, казалось, вжалась в кресло и слабым, безжизненным голосом ответила: – Это уже другая история. Позже, когда мы поженились, а Билл все еще не стал партнером, мои успехи стали его раздражать. Он называл мою работу «мелким хобби», предложил мне бросить заниматься ерундой и начать рожать детей. – Но вы предпочли не рожать? – Нет. У меня не могло быть ребенка. Мэгги показалось, что она проваливается в заячью норку, подобно Алисе, и вокруг нее сгущается темнота. – Маргарет! Маргарет! – Голос доктора Симмс доносился до нее, как отдаленное эхо, словно их разделяло большое расстояние. С неимоверным усилием она потянулась вперед, к свету, и вдруг почувствовала себя как тонущий человек, внезапно выбравшийся на поверхность и судорожно глотающий воздух. – Маргарет, как вы? – Ничего. Но дело не во мне, – с трудом произнесла она, чувствуя, как по щекам заструились слезы. – У нас не могло быть детей из‑за Билла. У него что‑то не в порядке с концентрацией спермы. Доктор Симмс некоторое время молчала, давая Мэгги время вытереть слезы, успокоиться и прийти в себя. После паузы Мэгги невесело засмеялась: – Билл должен был мастурбировать и относить баночки со спермой в лабораторию. Не знаю почему, но все это напоминало… эта пластиковая баночка и его покорность – они напоминали мне «Предоставьте это Биверу». – Простите? – Да это старый американский телевизионный сериал. |
