Воду там тоже легко найти. А здесь, – Учитель ткнул пальцем в серую пыль под ногами, – еды, а тем более воды, нету наверняка! Твоих запасов не хватит и на пару бессонниц. Розалики протухнут уже после первого сна, так что придется съесть их сегодня. На завтра тебе останутся только одни корешки…
– Их много! – тряхнул мешком Хепсу.
– Без воды ты их много не съешь, а вода у тебя тоже завтра закончится, если не выпьешь всю сегодня.
Ачаду будто нарочно говорил «у тебя», «твои запасы», словно подчеркивая этим, что своими запасами воды и еды делиться с мальчиком не намерен. Он будто бы повторял ему в очередной раз: «Дойти до края земли – моя единственная мечта, и я сделаю все, чтобы увидеть воды бездонного озера, для чего не поступлюсь ничем, даже самой своей жизнью, а уж тем более твоей, хоть ты и не возрасту упрям».
– Я пойду за тобой, – повторил мальчик, не осмелившись посмотреть в глаза Учителю. – Буду идти, сколько смогу. А если умру… Пусть! Никто не заплачет.
Ачаду скрипнул зубами. Отец Хепсу погиб на охоте, когда мальчик был еще несмышленышем, мать умерла три сотни междусоний назад. Плакать по нему и впрямь было некому. Как и по самому Ачаду. Жена бросила его, когда началась травля… Он потерял уважение жителей родного селения, его лишили права быть Учителем. За что? Всего лишь за измышления, за идеи, неожиданно пришедшие в голову и не пожелавшие из нее уходить. Ну, и за то, конечно, что он делился этими идеями с учениками…
Теперь он просто обязан был доказать, что говорил правду! Доказать всем, а в первую очередь – себе. Доказать или умереть. Другого выхода не было.
Если земля не бесконечна, если она имеет край, как вещал он ученикам, – то он дойдет до этого края. Или умрет. Вот и все. Очень просто. Было бы просто, если б не Хепсу! Парень поверил ему сразу и даже после отлучения Ачаду от преподавания не оставил своего Учителя. Это было приятно, от этого – слезный ком в горле, но… Эх, надо было уйти тихо, во время сна! Зачем было становиться в позу, кричать с новостной башни на все селение о походе за истиной? Хотел таким образом хоть частично смыть позор унижения? А получил обузу, ответственность за чужую жизнь… И почему он не прогнал мальчишку сразу? Надо было поступиться дурацкими принципами: накричать – грубо, непотребно, злобно, даже ударить!.. Пусть бы последний ученик разочаровался в Учителе, зато остался бы жив!
Ачаду поймал себя на том, что непроизвольно поглаживает маленький круглый камешек, висевший на груди на тонком кожаном ремешке. Прозрачный как вода камень, оправленный желтым металлом, неожиданно дал ему старейшина перед самым уходом Ачаду из селения. Протянул подарок спустившемуся с новостной башни Учителю: «Возьми, он поможет тебе в пути. Повесь на шею и никогда не снимай!» Странно. Ведь старейшина являлся зачинщиком травли против Ачаду… Может, его затерзала совесть? Вряд ли. И все же Учитель не отказался от подарка. Молча взял и повесил на шею. Теперь он и сам удивлялся, почему поступил именно так.
Для сна путники сделали остановку, когда гряда холмов превратилась в тонкую цепочку подернутых дымкой бусинок. Эта цепочка вытянулась поперек всей видимой бесконечности – из тумана в туман. Правда, Ачаду верил, что там, по обе стороны далекого тумана, бесконечность все же имеет границы. Хотя нет, бесконечность не может иметь границ, она продолжается дальше, в безбрежном озере, но границы есть у земли. У этой земли…
Хорошо, что Ачаду не осмелился поделиться ни с кем еще одним измышлением. На это он все же не сумел решиться… Данное измышление повергало в трепет даже его самого; неизвестно, что бы с ним стало, поделись он этим с учениками!..
Когда к нему впервые пришла эта идея, Ачаду чуть было сам не поверил в собственное безумие! Но потом, размышляя еще и еще, идея, хоть и казавшаяся все еще нелепой, уже не так пугала его. |