— Малыш пожалуйста не плачь, я тебя очень прошу! Я не стою, ты же знаешь! — попросил он дрожащим голосом.

Она посмотрела на него в упор, закусила губу и прошептала:

— Тебя били?! — это не было вопросом, она словно отмечала про себя что-то, а слезы продолжали катиться по ее щекам. Маркус постарался улыбнуться и как можно беспечнее ответить:

— Нет, конечно! Не верь киношным глупостям! Здесь все…  

— Не ври! Я же вижу! — перебила она его. Маркус замолчал, хотел что-то сказать, но не стал — понял, что бесполезно, она всегда чувствовала его, она одна знала его лучше даже, чем мать! Прикусив губу, она смотрела на него и будто шептала сама себе, разрывая его на части этим шепотом;

— Родной мой, …Прости меня, я…   мне так жаль, так жаль! Все эти полтора месяца, я не могла прийти, я такая слабачка! Я так хотела, но не смогла …Я боялась, я …прости меня!

— Эни, послушай меня! — он резко оборвал поток ее слов. Ему было невыносимо это слушать, волна гнева окатила его от осознания того, что ему судьба, бог или черт его знает что — неважно! Но ему развращенному, эгоистичному деградату была дана в жены невероятная женщина, а он не ценил, принимал как должное, не понимал и не видел! И она еще за что-то просит прощение у него, боже, да есть ли предел этому чуду, иначе он и назвать не мог?! Она резала его без ножа этим, заставляя чувствовать себя полным ничтожеством. Поэтому собрав всю свою волю в кулак и заткнув свое самолюбие, он твердо сказал:

— Никогда не смей даже, просить у меня прощения! Ты ничего не должна ни мне и никому бы то ни было! Живи Анна! Для себя живи! Для нашего сына! Шли к черту всех и меня в первую очередь! Забудь, хватит! Черт возьми, почему же ты никак не поймешь? Не учит тебя жизнь что ли ничему?

Она немигающим взглядом смотрела на него красными заплаканными глазами и покачивала головой.

— Наверно, нет! Знаю, я дура! Но…   Ничего не могу с собой поделать! НЕ могу оставить тебя и забыть!

— Мне твоя жалость и твое гипертрофированное чувство долга не нужны! — оборвал он, сгорая от стыда и унижения.

— Я не жалею тебя Маркус и никогда не буду! Я просто люблю и хочу поддержать тебя в трудную минуту! — он не верил, сидел, смотрел на нее и чувствовал благоговение перед этой женщиной за этот подвиг, на который решилась ее душа.

— Я хочу чтобы ты была счастлива Анна! — только и мог он сказать.

— А я хочу, чтобы мы были счастливы! В нашей совместной жизни были не только слезы Маркус. Я хотела бы выкинуть тебя из жизни и я не простила тебя, но ты мне слишком дорог, не смотря ни на что! Я хочу быть рядом с тобой! Я хочу, чтобы наш сын знал своего отца, хочу, чтобы вы общались! Пусть ты чудовище, которое испоганило мне жизнь и не во что меня не ставило, но это все между мной и тобой, я никогда не питала иллюзий насчет тебя! Наши отношения с самого начала были отравлены твоей жестокостью! Но это не касается нашего ребенка! Ты многого достиг, сын может гордиться таким отцом!

Она замолчала, Маркус тоже молчал, глаза щипало, а дыхание перехватывало от боли и от безграничной благодарности!

— Спасибо Анна! Я ничем не заслужил тебя…  

Слезы вновь потекли из ее глаз. В это же время раздался голос надсмотрщика;

— Время!

— Я напишу… — далее ее голос оборвался — телефон отключили. Она продолжала плакать, а потом приложила ладонь к стеклу, Маркус и сам готов был разрыдаться от безысходности, он медленно коснулся холодного стекла, прикладывая свою руку к ее, представляя какая она нежная на ощупь и теплая. Они встали со своих мест, не отрывая рук.