Виктория Мальцева. За мгновения до...Опиум – 1
Пролог
Мои ноги и шея затекли, в желудке отчаянно крякает голод, безумно мучает жажда и желание посетить уборную. Я сижу в шкафу. Это ниша в стене, закрытая двумя деревянными створками на роликах и предназначенная для хранения хлама, не поместившегося во все остальные чуланы в доме. Над моей головой висят страшные на вид тряпки, бывшие в далёком прошлом жёлтой и голубой и, очевидно, оставленные сушиться после уборки. Перевёрнутое пластиковое ведро служит мне троном, но даже при таких удобствах ноги уже немеют, спину ломит, а руки чешутся. Руки чешутся мстить. Мой план прост, но коварен: деревянная лестница, покрытая толстым слоем лака и скользкая до безобразия — собственная костлявая задница уже не раз пересчитала её ступеньки. Сложность проекта заключается в том, что ОН — сильнее, поэтому вся надежда на элемент неожиданности. Сегодня я твёрдо намерена проявить насилие в его адрес, воздать кару за содеянное, и самое страшное — выглядеть смешной и бестолковой, если ничего не выйдет. Я прямо вижу его смех, прищур и руки, придерживающие надорванный свирепым хохотом живот. Сволочь, он будто чувствует подвох, будто знает, что я в засаде, и не идёт. Какого чёрта можно делать так долго внизу? Может, это придурок Рон к нему явился, или овечка Молли с соседней улицы? Я даже не знаю, кто из них хуже: дружок с препарированным мозгом или шлюшка-подружка. Они… целуются! С закрытыми глазами! Прижимаются губами, как взрослые, и даже открывают рты, чтобы обменяться слюной и кариесом. Меня мучает только один вопрос: ну неужели же не противно? Очевидно, нет, потому что в последнее время мой крысобрат не на шутку увлёкся этим делом. Если так и дальше пойдёт, они и сексом займутся! Идиоты. Выдержка трещит по швам, мою двенадцатилетнюю душу терзают десятки желаний, большее из которых — жажда в более интересном времяпрепровождении, нежели засада в шкафу, а меньшее — потребность бросить что-нибудь съестное в уже отчаявшийся желудок. Я на грани дезертирства и вынуждена призвать память, дабы подбросить дров в пламя ненависти: ехидная рожа этого скунса — раз; мои дорогие куклы, полыхающие в его адском костре — два; дыра в любимом платье — три; тысячи гадостей и мерзостей, извергнутые его никогда не мытым ртом — четыре; ну и чёртова Молли — тренажёр для слюнявых поцелуев — пять. Пожалуй, достаточно, хотя можно было бы продолжать до бесконечности. Моя рука методично чешет зудящие от нервозности ноги, как вдруг, наконец, я слышу долгожданные шаги по лестнице вверх: мне даже не нужно проверять, брат ли это — так шустро, с грохотом перепрыгивая ступени, носится только он один. Моё тело — атлет на старте, моё внимание — пик сосредоточенности. Теперь самое главное выбрать верный момент. Как только голова лузера появляется в поле моего ограниченного щелью зрения, я одним резким движением раздвигаю двери и бросаюсь вперёд. Неожиданность — она такая неожиданность. Дамиен успевает увидеть и осознать, но предпринимать меры по самозащите уже поздно: я со всей доступной мощью врезаюсь в него. От удара мне настолько больно, что на мгновение темнеет в глазах, и только слух доносит до сознания глухие удары падающего мальчишеского тела о скользкое дерево лестницы. Инерция оказывается неучтённым побочным эффектом, и я обнаруживаю себя на одной из нижних ступеней первого пролёта. Руку саднит, лоб вещает болью о столкновении с чем-то твёрже Дамиена, в ногах, в районе коленей, подозрительная по силе боль, и тишина в доме. Полнейшая, гробовая тишина. Я долго тру ушибленные во время падения места и пытаюсь собраться с мыслями. Самое странное то, что Дамиен не спешит с ругательствами и ответным насилием. Не сразу, но мой взгляд всё же замечает его неподвижное тело на полу холла, метрах в двух от последней ступеньки лестницы. |
