Но как бы там и тут ни было, Цой мог бы написать именно такую песню, а остальное не важно. Редкий случай, когда суть скрывается не в деталях, а в значимости итогового результата.

Для него «Луна» была настоящей песней Виктора Цоя. Потому что и он сам тоже не в этой реальности родился. А реальности в деталях не во всём совпадают, иначе не были бы иными, разными.

Допев «Луну», он закончил пятиминутку перерыва. Встал и шагнул прочь от сосны и каменного «кресла». Не оглядываясь больше на оставленное позади.

Знаком, что пора заканчивать сборку и пускать в бой готовую компоновку, для него явился предпоследний раунд. Поимка сталкера, который ухитрился в пятый круг спуститься, когда в эпицентральную глубину Трота хода не было никому из людей. Да не просто залезть, но и выбраться из ямы обратно. И не с пустыми руками, а утащить оттуда убедительное свидетельство, которое гарантированно подтвердит, что все гипотезы о происхождении и сути необъяснимой чужеродности не стоят выеденного яйца. Всё совершенно не так. И что Зоны Посещения люди пытаются объяснить, исходя из своих представлений.

Этого допустить нельзя.

Сталкер не значился в списке рекрутов, но Антей его присоединил.

После этой абсолютно незапланированной встречи осознал, что баста, пора закругляться. Что в условиях Зоны, где рекрутинг завершится, выглядело тем ещё каламбуром!

…Четверо растянулись в цепочку и по всем сталкерским правилам отважно прокрадывались в неизвестность.

Он выступил из-за толстого ствола дерева, когда-то начинавшего жизнь грушей. Шагнул навстречу воинам, увенчивающим его поисковый рейд, поднял вверх открытые ладони и с ходу предложил главное:

– Меня с собой возьмите, братья-сталкеры!

О том, что более адекватной является формулировка: «Я возьму вас с собой, братья-сталкеры!», он им позже объяснит и популярно растолкует, по какой причине.

Они делают нас нами.

Без них мы только потерянные души…

Автобус приближался к остановке, оставляя за собою длинный, серый, клубящийся шлейф поднятой пыли. Метров за пятьдесят он начал сбавлять скорость и затормозил у навеса, жалобно скрежетнув тормозами. Двери с шипением пневматики раздвинулись, из салона выбрался единственный пассажир, который прибыл в этот пункт назначения. Он спрыгнул на сухую, изжаренную солнцем землю, и дверные створки тотчас схлопнулись. Дизель автобуса натужно взревел, и рейсовик укатил дальше по просёлку.

Мужчина, выбравшийся на остановку из машины, козырьком приставил ко лбу ладонь и пронаблюдал за удалением раздолбанного, дряхлого средства передвижения.

– Надо же… а тут ничего не изменилось, – прокомментировал он. – Как будто я только вчера поле перешёл и через рощу сюда выбрался…

В голосе прибывшего на старом автобусе пассажира проскользнула нотка ностальгии. В этом месте он побывал явно не вчера, а годы и годы тому назад. Возможно, не меньше десятка.

На вид мужчине было лет сорок пять. Большой, ростом чуть ли не два метра. Для таких габаритов он сохранил отличную форму, не расплылся и не обрюзг. Сильное, тренированное тело не могла скрыть даже мешковатая, свободного покроя походная одежда. Возраст, по сути, выдавало только лицо. Суровое, потемневшее от ветра и солнца, изборождённое морщинами. Глаза привычно щурились, готовые в любой миг либо смотреть в прицел, либо прятаться за веками от вспышки. Этот человек мало радости в своей жизни повидал, и пережитые им невзгоды оставили отпечатки.

Осмотрев обшарпанный, давно не знавший краски павильон, он больше ничего не сказал.