- Перебьют! - сквозь вату в ушах донесся истошный крик, и уцелевшие разбойники рванули прочь с такой скоростью, что преследовать их было бесполезно.

    Даже если бы под одним местом оказался верный конь.

    26

    Герою не пристало благодарить или хвалить кого-либо. Напротив, и благодарить, и хвалить должны только его. Но и обойти помощь Джоана полным молчанием показалось Антошке несколько несправедливым. Он наскоро перебрал в уме подобающие случаю фразы. Одни показались напыщенными, другие принижали собственные достоинства. К счастью, в распоряжении Иванова было универсальное слово, годное на все случаи жизни.

    - Молодец!

    И подтвердил эту оценку богатырским хлопком по плечу оруженосца.

    На Джоане был неизменный панцирь, поэтому ладонь себе Антошка отбил. Что до оруженосца, то тот вообще отлетел в сторону и непременно бы упал, если бы его не поймал Ольгерд. Да не просто поймал, а прижал к себе, словно сам тоже был обязан Джоану жизнью, хотя Антошка видел, что все было с точностью до наоборот.

    Джоан послушно застыл в объятиях, прильнул к поэту, а затем резко опомнился и выскользнул из кольца рук с чисто девичьим проворством.

    - Ты спас мне жизнь... - Слова оруженосца были банальны, но тон, которым они были произнесены, искупал все.

    Ольгерд смутился и не нашелся с ответом. Поэт опустил глаза долу и пробормотал нечто настолько неразборчивое, что даже стоящий рядом Антошка не уловил их смысла.

    Впрочем, герой тоже почувствовал себя неловко. Словно застал влюбленную парочку во время объяснения. Оставалось найти предлог, дабы уйти, но уж предлогов было хоть отбавляй.

    Антошка деловито отвернулся и принялся осматривать поле боя.

    Он сразу понял, что молнию с громом вызвал Сковород. Очень уж самодовольный вид был у мага, прямо кричащий: смотрите, какой я молодец!

    - Ловко! - громогласно польстил Сковороду Иванов и добавил: - Вообще славно мы все поработали! Раскатали налетчиков, как младенцев.

    А что? Кони целы, сами - тоже. Правда, в крушении и схватке погибла пара моряков, но это лишь подчеркивало серьезность приключения. Война есть война, и статисты обязаны гибнуть, дабы смертью своей подчеркнуть значительность подвига главных героев: И возразить тут нечего.

    Однако Ферлих неожиданно возразил.

    Он стоял чуть в стороне, понурый, словно вместо очередной блестящей победы все они потерпели самое что ни на есть срамное поражение, и голос звучал так, как, наверное, должен звучать голос покойника:

    - Зря вы так. Теперь каждая собака начнет лаять на нас, как на последних преступников.

    - Почему? - вопрос вырвался не только у Антошки, но и у Ольгерда, Джоана, Сковорода.

    Заявление Ферлиха прозвучало дико, и победители на мгновение позабыли свою закономерную гордость.

    - Да вы что?! - взвизгнул Ферлих. - А как еще называются люди, нарушившие закон?

    - Какой? - В мозгу Антошки смутно забрезжило воспоминание. - Это береговой, что ли?

    - Он самый, - подтвердил Ферлих и напомнил: - Все, что вынесено морем на берег, является законной собственностью владельца данного участка побережья. Минус налоги, естественно. Но налоги - это проблемы владельца, а вы этих владельцев безжалостно побили. Теперь в самом благоприятном случае любой суд объявит вас агрессорами, напавшими с целью захватить остров, а в худшем... В худшем навесят столько статей - неспровоцированный бунт, вооруженный грабеж, отнятие у владельца законно принадлежащего ему имущества и тому подобное, что одновременное четвертование, колесование, сожжение и утопление будет восприниматься как чрезмерно либеральное и милость.