|
Простые люди, «четвёртое сословие», рабочие и крестьяне внесли свой простой, сильный и своеобразный характер в мир высших государственных отношений – стали маршалами, генералами, областными и районными руководителями, отцами гигантских городов, управителями рудников, заводов и земельных угодий. Сотни новых промышленных производств породили тысячи новых профессий, выявили, сгруппировали и сформировали новые характеры. Пилоты, бортмеханики, воздушные штурманы, радисты, водители автомашин и тягачей, рабочие и инженеры промышленности синтетической химии, электрохимии, электроэнергетики высоких напряжений, высокочастотники, фотохимики, термохимики, геологи, авиа– и автоконструкторы пред-ставляли собой характеры людей нового советского общества. Сила рождавшейся жизни была колоссальна, и жизнетворящее, создающее новый мир движение было неумолимо в своей, отрицающей старое, мощи. И теперь, в самую тяжелую пору войны, Мостовской ясно видел, что мощь советской дер-жавы огромна, во много раз больше силы старой России, что миллионы трудовых людей, со-ставляющих главную основу нового общества, сильны своей верой, грамотностью, знаниями, любовью к советскому отечеству. Он верил в победу. И одного лишь хотелось ему: несмотря на свои годы, забыв о них, стать непосредственным участником военной борьбы за свободу и достоинство народа. Быстрая, поворотливая старуха Агриппина Петровна, носившая Мостовскому обед из об-комовской столовой, готовившая ему утренний чай и стиравшая бельё, по многим признакам отлично видела своими прищуренными глазами, как сильно переживал Михаил Сидорович со-бытия войны. Часто, когда она заходила утром в комнату, постеленная с вечера кровать оставалась не-смятой, Мостовской сидел в кресле у окна, и подле на подоконнике стояла пепельница, полная окурков. Агриппина Петровна знала лучшие времена: при царизме покойный муж её держал лодоч-ную переправу через Волгу. Вечером Агриппина Петровна обычно выпивала у себя в комнатке стопочку и выходила на двор посидеть на скамеечке, поговорить с людьми. Этим она удовлетворяла потребность в беседе, возникающую после выпивки почти у всякого. Хотя собеседники были трезвы, зато у старухи приятно туманилась голова, и бойко, весело шёл разговор. Говорила она, обычно прикрывая рот краешком платка и стараясь не дышать в сторону своих всегдашних собеседниц, дворничихи суровой Марковны – и вдовы сапожника Анны Спиридоновны. Агриппина Петровна сплетен не любила, но потребность поговорить с людьми была в ней действительно сильна. – Вот, бабы, какое дело, – сказала она, подходя к скамейке и сметая фартуком пыль, прежде чем сесть, -вот, бабы, раньше старухи думали коммунисты церкви закрывают.. – Она поглядела на открытые окна первого этажа, громко, чтобы слышно было, произнесла: – Ох же и антихрист Гитлер этот проклятый, ох же и антихрист, чтоб ему на том свете добра не было. Говорят люди, в Саратове митрополит служит, во всех соборах молебствия идут. И народу, народу, и старые, я какие хотите. Всё, как есть, всё против него, против Гитлера этого, рогатого, всё поднялось! – Тут она вдруг понизила голос – Да, женщины, и в нашем доме вещи паковать стали, на базар люди ходят, чемоданы, верёвки покупают, мешки шьют. А Михаил Сидорович, ох и пере-живает, с лица даже потемнел, сегодня пошёл к старухе Шапошниковой, про отъезд договари-ваться. И обедать не стал. – А что ему? – недоверчиво спросила Марковна – Одинокий, старый. – Что ты говоришь, ей богу, что ты, ей-богу, говоришь. Он первым должен уехать Его со света немцы сотрут. Всё ходит, узнаёт. Вот и сегодня сорвался. Партийный ведь, ленинградский, старый большевик, шутишь? Я вижу, сохнет прямо. Ночи не спит. Курит! Женщины беседовали в темноте. О чем только не говорили они! Потом Марковна, оглянув окна, произнесла: – Опять на третьем этаже у этой Мельниковой свет видно. |
