|
Переправа дивизии закончилась на рассвете 15 сентября. В донесении командующему Родимцев сообщал о незначительных потерях. Переправа, несмотря на сильный миномётный и артиллерийский огонь, прошла успешно. Днем молодой генерал сам переправился на правый берег. В нескольких метрах от его лодки шла лодка с бойцами батальона связи. Рябь, поднятая ветерком в спокойной воде затона, и волна на стрежне, там, где течение выходило из-за Сарпинского острова, «Золотая Звезда» и ордена на груди генерала, жёлтая банка от консервов, брошенная на дно лодки для отчерпывания воды, – всё сияло и сверкаю. Это был ясный и легкий день, богатый теплом, светом, движением – Ох, и проклятая погода, – сказал: сидевший рядом с командиром дивизии седой и рябоватый полковник-артиллерист. – Если не дождь, хоть бы дымка была, а то воздух, как стекло, одно хорошо, что солнышко немцу в глаза светит, он ведь с запада бьёт Но, видимо, солнце не мешало немецкому артиллеристу. Со второго выс1рела снаряд врезался прямо в шедшую рядом с родимцевской лодку. В этой лодке лишь один человек, сидевший на самом носу и свалившийся при взрыве в воду, уцелел и поплыл обратно к левому берегу. Остальные пошли ко дну. Когда уцелевший боец-связист подплыл к берегу, на песок вылетел маленький автомобиль и представитель Ставки генерал Голиков, соскочив с него, подбежал к воде и крикнул: – Командир дивизии цел, жив? Боец, оглушённый взрывом и весь захваченный чудом своего спасения, махнул тяжёлыми, полными воды рукавами и дрожащими губами ответил: – Один я остался. Только я подумал, обязательно бить будет, он и ударил, сам не знаю, как жив остался, плыву и не понимаю куда. Лишь через час Голикову сообщили, что Родимцев благополучно высадился на сталинградский берег и находится на своём командном пункте. Временный командный пункт дивизии помещался в пяти метрах от берега, среди глыб кирпича и обгоревших брёвен, в неглубокой яме, прикрытой листами кровельного железа Родимцев и комиссар дивизии Вавилов, полнотелый, бледнолицый москвич, спотыкаясь о камни, подошли к яме, у которой стоял красноармеец в рыжих сапогах с автоматом на груди. – Есть связь с полками? – спросил командир дивизии, наклонившись над ямой. Этот вопрос тревожил его ещё на том берегу и во время переправы, и первые его слова в Сталинграде были именно о связи с полками. Из ямы выглянул начальник штаба майор Бельский. Он поправил пилотку, сбившуюся на затылок, и отрапортовав что связь имеется с двумя полками, третий, выброшенный северней, пока отрезан от управления дивизии. – Противник? – отрывисто спросил Родимцев. – Жмёт? – спросил комиссар и присел на камень, чтобы отдышаться. Глядя на спокойное, деловито будничное лицо Бельского, он удовлетворенно кивнул головой – комиссар в душе восхищался работягой Бельским, неизменно спокойным и добродушным Шутя рассказывали, что однажды, когда немецкий танк въехал на штабной блиндаж и, елозя гусеницами, старался смять перекрытие, полупридавленный Бельский, светя ручным фонариком, поставил на карте с обстановкой аккуратный ромбик. «Танк противника на командном пункте дивизии». «Вот бюрократ», – шутили о нём. И теперь, стоя по грудь в яме и отгибая рукой лист кровельного железа, он смотрел на Родимцева своими спокойными, неулыбающимися глазами совершенно так же, как неделю назад в кабинете, докладывая о наличном вещевом довольствии. «Золотой вояка», – с умилением подумал комиссар, слушая Бельского. – Новый командный пункт оборудую в трубе, – сказал: Бельский, – там почти в полный рост стоять можно Вода по дну течёт, я велел сапёрам деревянный настил сделать. А главное, метров десять земли над головой – условия есть. – Да, условия, – задумчиво повторил Родимцев, рассматривая план города, только что переданный ему Бельским, на плане были помечены позиции, занятые дивизией. |
