|
– Да, условия, – задумчиво повторил Родимцев, рассматривая план города, только что переданный ему Бельским, на плане были помечены позиции, занятые дивизией. Командные пункты полков разместились в двух-трёх десятках метров от берега. Командиры батальонов и рот, полковые пушки, батальонные и ротные миномёты расположились в ямах, в овраге, в развалинах домов, стоящих над обрывом. Тут же неподалёку разместились стрелковые подразделения. Бойцы, не ленясь, рыли в каменистой почве окопы, ячейки, строили блиндажи и землянки – все чуяли опасность, наползавшую с запада. Не надо было смотреть на план города – прямо с воды открывалось расположение двух стрелковых полков и огневых средств дивизии. – Что ж, затеяли здесь долговременную оборону строить без меня? – и Родимцев показал рукой вокруг. – Тут и проволочной связи не нужно, – сказал: Бельский, – команду голосом можем передавать из штадива в полки, а из полков в батальоны и роты. Он посмотрел на Родимцева и замолчал. Молодое лицо генерала было сердито, нахмурено; редко Бельский видел его таким. – Кучно очень лепитесь к воде и друг к другу, чувствуется, что боитесь, сказал: он и, отойдя от ямы, стал прохаживаться по берегу. Вдоль берега валялись каменные глыбы, обгорелые брёвна, листы кровельного железа. Обрыв, ведущий к городу, был крутой и каменистый, множество тропинок вело вверх, где белели высокие городские дома с выбитыми стёклами. Было довольно тихо, лишь изредка рвались мины да с воем и свистом, заставляя всех низко пригибаться, проносился над Волгой желто-серый «мессер», хрипя пулеметными очередями и нахально постукивая скорострельной пушчонкой. Но чувство тревоги возникало не от привычных для многих выстрелов, по-настоящему жутко становилось в минуты тишины. Все люди в дивизии, от генерала до солдат, понимали, что они сейчас стоят на главной дороге немецкого наступления. Так тревожно и тихо бывает на рельсах – кажется, можешь и прилечь, и присесть, но знаешь, пройдёт время, и с грохотом налетит огромный я стремительный состав. Вскоре подошел комендант штаба и лихо отрапортовал, что оборудован новый командный пункт. Родимцев всё с тем же нахмуренным, злобным выражением сказал: ему: – Почему в кубанке: На свадьбу в деревню приехали? Надеть пилотку: Улыбка исчезла с широкого, молодого лица коменданта. – Слушаюсь, товарищ генерал-майор, – сказал: он Родимцев молча пошёл на новый командный пункт, сопровождаемый штабом. Он поглядел на красноармейцев, несущих к окопам и блиндажам брёвна, доски, куски железа, и, покосившись на тяжело дышащего комиссара дивизии, насмешливо сказал: – Видал? Как бобры, прямо на воде долговременную оборону строят. Жерло трубы темнело в десяти метрах от берега. – Ну вот и дома, кажется, – сказал: комиссар. Видимо, очень страшен был сталинградский берег в этот сияющий весёлый день, если, уходя от ясного неба, от солнца и прекрасной Волги в чёрную трубу, выложенную заплесневшим камнем, в затхлую духоту, люди с облегчением вздыхали и выражение напряжённой суровости в их лицах сменялось успокоением. Бойцы комендантской роты вносили в трубу столы и табуреты, лампы, ящики с документами, связисты налаживали провода телефонных аппаратов. – Мировой у вас КП, товарищ генерал, – сказал: немолодой связной, который ещё на Демиевке, в Киеве, передавал в батальоны приказы Родимцева. – Тут и для вас вроде особое помещение – вот на ящиках, и сено есть, отдохнуть, полежать. Родимцев хмуро кивнул ему и ничего не ответил. Он прошёлся по трубе, постучал пальцем по камню, прислушался к журчанию воды под ногами и, повернувшись к начальнику штаба, спросил: – Зачем телефоны тянем? Голосом будем команду передавать, все рядом на пляже, в купальнях сидим. |
