|
Он выбежал из блиндажа и увидел, как бледное облако известковой пыли и масляный, жирный дым, поднимаясь над вокзалом, смешивались в тёмную, медленно колышущуюся, цепляющуюся за развалины хмару. Вскоре стрельба послышалась на левом фланге и в центре обороны дивизии. «Началось», – подумал Елин, и так же подумали тысячи людей, ждавших неминуемого. Чувство ожидания удара было особенно томительно и остро у переправившихся в Сталинград. Казалось, переправа полков с левого берега в Сталинград подобна действию человека, ставшего грудью навстречу катящемуся с откоса гружёному составу. Удар должен был быть неминуемым и жестоким. Елин многое видел и испытал на своём веку и считал, что волосы его поседели не только от боевых трудов, но и от требовательности некоторых начальников и от нерадивости некоторых подчинённых. «И далось им именно по Филяшкину со всей силой ударить, – подумал он, – по самому слабому моему звену, по недавно приданному батальону, где и людей я порядком не знаю». В это время связной позвал его в блиндаж – звонил по телефону Филяшкин, доложил, что началось» немец обрабатывает его с земли и воздуха, он слышит гудение танковых моторов, он несёт потери и готовится отразить атаку. – Да, я сам слышу, что началось, – крикнул в трубку Елин, – береги пулемёты, не думай отступать, я тебя поддержу. Слышишь? Огнём поддержу! Слышишь? Слышишь? Но Филяшкин не слышал обещания командира поддержать его огнём – связь порвалась. Елин позвонил командиру дивизии, доложил, что противник начал наступление, главный удар наносит по Филяшкину. – Приданный мне батальон, тот, что у Матюшина был, – сказал: он. Закончив разговор с Родимцевым, он сказал: начальнику штаба: – Вот велит любой ценой вокзал удерживать, обещает нас дивизионной артиллерией поддержать. Слышите, что не мец выкомаривает? Как бы он нас не искупал в Волге «Да, лодку не мешало бы для манёвра иметь», – подумал начальник штаба, но вслух не высказал своей мысли. Елин стал вызывать командиров своих батальонов – проверять их готовность к активной обороне. Быстрый успех начавшегося немецкого наступления грозил тяжёлыми последствиями Дивизии, брошенные на оборону Сталинграда, находились на подходе, на правом берегу была одна лишь дивизия Родимцева; спихнув её в Волгу, немцы могли воспрепятствовать переправе в Сталинград главных сил, брошенных Ставкой на оборону города. Родимцев позвонил командиру правофлангового полка, вызвал начальника артиллерии дивизии и командира сапёрного батальона, проинструктировал их, велел Бельскому лично проверить танкоопасные направления. После этого он позвонил по телефону Чуйкову. – Докладываю, товарищ генерал-лейтенант. Противник перешёл в атаку, навалился на мой левый фланг. Бомбит. Ведёт артогонь, сосредоточил танки. Стремится занять вокзал. Родимцев понимал серьёзность положения: правый фланг дивизии был открыт, если противник быстро и легко решит задачу на левом фланге, он тотчас активизируется на правом, и тогда под удар попадёт вся дивизия в целом. Он слушал отрывистый, тяжёлый голос Чуйкова и поглядывал на тёмный каменистый свод трубы, на светлевший вдали выход – «Неужели здесь, в трубе, суждено кончить жизнь?» – Держаться: Не отступать ни на шаг! Побегут – буду судить! – отрывисто говорил Чуйков. – Вам слышно? Через два часа начну переправу Горишного, он прикроет вам правый фланг. Линия фронта станет устойчива, положение коренным образом изменится. Слова: «отход, отступление» – забудьте: Но Родимцев не собирался отступать – он хотел вновь активизироваться, ударить по немцам. Чуйков был сильно встревожен начавшимся наступлением не удержать фронта теперь, когда в город пришла новая дивизия, когда через считанные часы должна была начать переправу вторая дивизия, когда на подходе находились могучие силы резерва Главного Командования. |
