Изменить размер шрифта - +
 – После того, что я тут насмотрелся и наслушался, пусть меня лучше кремируют, не хочу, как эти парни с Арнхема, обламывать ногти о крышку гроба. – Он подмигнул Кэт. Она смело улыбнулась ему в ответ.

– Ничего не могу сказать насчет кремации, – вступил в разговор Джим Барнхоуп. – Но представьте – очнуться в гробу, зная, что тебя отправляют прямиком в печь! Чувствовать жар огня. Языки пламени проникают через гроб и лижут твое тело. Нет, пусть лучше из меня сделают мумию, да‑да, бальзамирование куда лучше – если к тому моменту, когда начнут бальзамировать, ты еще жив, то, когда это все закончится, наверняка будешь мертв.

– Вскрытие дает точно такой же эффект.

Гарри Оукс посмотрел на Кэт:

– Вы собираетесь тут оставаться все время?

Она пожала плечами:

– Не знаю.

– Мне нужно смотаться в Истбурн. Собрание правления. Возьму вашу тачку?

– Ладно.

– Не возражаете, если я позвоню попозже – узнать, как тут идут дела?

– Конечно, – произнесла Кэт сквозь зубы, зная, что, вероятно, он проведет весь вечер задрав ноги перед телевизором и заработает свои деньги на ее репортаже – или на том, что она разрешит ему взять из него. Но с другой стороны, он был знающим репортером и не раз давал ей хорошие советы. А кроме того, его газета ей всегда платила, если он пользовался ее информацией.

– Я брал интервью у одного чокнутого, который разговаривает с духами, – сказал Шон Хьюит. – Он считает, что духи умерших бродят вокруг до самых похорон.

– Какой, ты говоришь, номер дома у той женщины, что слышала стуки? – спросил Джим Барнхоуп у Кэт.

– Двенадцатый, – ответила она.

– Благодарю. – Голос его упал до шепота. – Я слышал, принцесса Ди может быть в Уортинге в субботу, какая‑то ее школьная подруга выходит замуж. Она старается сохранить это в секрете… – Он почесал нос.

– Спасибо, – поблагодарила Кэт.

Барнхоуп подмигнул и не спеша направился через дорогу. Кэт с улыбкой смотрела ему вслед – интересно, что он выудит у этой тронутой.

– Ба! Неужели милашка Кэт?

Кэт почувствовала дружеское похлопывание по плечу и обернулась. Это был репортер, с которым она работала в свою первую неделю в «Новостях», потом он перешел в «Дейли мейл», – Патрик Донахью.

– Патрик! Что ты тут делаешь?

– Околачивался неподалеку и услышал кое‑что интересное. Есть новости?

– Пока нет. Но могут появиться.

В нем было пять футов восемь дюймов, на пять дюймов больше, чем в Кэт. Короткие каштановые волосы, растрепанные дождем и ветром, влажными, слегка вьющимися прядями свисали по обе стороны образовавшегося пробора, обрамляя лоб.

Тридцати лет от роду, крепкий и жилистый, с несколькими рябинками от оспы, которой он переболел в детстве, Патрик имел вид человека, прошедшего бури и шквалы; серьезный, но добрый взгляд, искорки смеха в цепких зеленых глазах выдавали его ирландское происхождение. На нем было поношенное пальто, похожее на шинель, поверх такого же поношенного твидового пиджака и полосатого синего свитера, вельветовые брюки и стоптанные грубые башмаки. В руке – мобильный телефон. Он больше напоминал демобилизованного солдата, чем газетного репортера.

В ту первую неделю Патрик отнесся к Кэт по‑доброму, даже отложил какие‑то свои дела, чтобы помочь ей, с тех пор она пару раз с ним сталкивалась: один раз, когда вела репортаж из зала суда, а другой – на партийной конференции премьер‑министра. В нем был бунтарский дух и озорная детскость, которые задевали тайные струны ее души и привлекали ее к нему.

Быстрый переход