Кэт выскользнула из толпы журналистов, которые продолжали забрасывать Фолка вопросами, обошла их сзади и взяла ключи от служебного «форда» у Эдди Бикса, который все еще оставался на своем посту в задней комнате с видом на кладбище. Потом быстро спустилась к дороге, села в машину, включила телефон и порылась в его памяти, выискивая нужный номер. Потом позвонила по указанному номеру.
Через несколько минут ее соединили с абонентом. Резкий голос произнес:
– Санитарно‑эпидемиологическая служба.
– Мне бы хотелось поговорить с Барри Ливерстоком.
Щелчок, продолжительное молчание. Мобильный телефон барахлил, на линии появились помехи, он отключился, включился, снова помехи. Секретарша удостоверилась, что Кэт на линии, затем послышался голос заместителя директора санитарно‑эпидемиологической службы, медлительный и печальный.
– Ливерсток, – произнес он.
– Мистер Ливерсток, это Кэт Хемингуэй из «Вечерних новостей».
– О, вы? Как поживаете? – Голос заместителя директора санитарно‑эпидемиологической службы поднялся на несколько делений по шкале энтузиазма.
Кэт ясно представила его – самодовольный мыльный пузырь с редкими шелковистыми светлыми кудрями и распутной улыбочкой, с широким и вульгарным обручальным кольцом. Однажды он наклонился к ней через свой огромный, как море, стол и предложил пообедать вместе. Она не приняла предложения, но и не отказала – предпочла держать двери открытыми.
– Прекрасно, спасибо, – сказала Кэт. – Вам понравилась статья о борьбе с загрязнением окружающей среды, вызываемым транспортом? О вашей компании? «За глоток свежего воздуха в Брайтоне».
– Статья великолепная. Я, признаться, и не думал, что вы отведете нам столько места.
– Я убедила своего редактора, что это действительно важно, – солгала Кэт. Ее первое интервью для «Вечерних новостей Суссекса» пошло только потому, что в последний момент с пятой полосы была изъята статья, из‑за которой газете грозило обвинение в клевете. – Вот почему я и звоню. Вы говорили, что при любой возможности готовы оказать мне услугу.
– Да‑а? – протянул Ливерсток медленно, явно сомневаясь в ее заявлении.
– Всего лишь маленькое одолжение.
Последовало неловкое молчание.
– Возможно, я смогу написать еще одну статью, – продолжала Кэт.
Ливерсток не клюнул. Она почувствовала возникшую на другом конце трубки неожиданную холодность и обругала себя за то, что решила договариваться по телефону. Нужно было поехать и увидеться с ним лично.
– Вы еще долго пробудете в своем офисе?
– В четыре у меня встреча.
– Я могу подъехать через двадцать минут.
– Думаю, что это мне подойдет, – сдержанно произнес он.
Офис Барри Ливерстока совершенно не вязался с обликом того серого административного здания, в котором он располагался. Он был большой и просторный, с видом на пирс Палас и море, устланный коврами василькового цвета. Мебель из тикового дерева, перед щегольским письменным столом – маленький столик для совещаний. На стенах – фотографии борзых собак, а над полкой с книгами – ряд серебряных кубков и значков. На столе стояли фотографии в кожаных рамках – симпатичная женщина с двумя маленькими девочками, пара серебряных пресс‑папье в форме борзых.
Когда секретарша ввела Кэт в кабинет, Барри Ливерсток встал. Кэт привела себя в порядок в туалетной комнате внизу, расстегнула лишнюю пуговку на блузке и, садясь на мягкий стул перед письменным столом, задрала юбку, насколько у нее хватило смелости.
Барри Ливерсток, в белой рубашке и кричащем галстуке, откинулся на стуле. |