Изменить размер шрифта - +
Что же касается «опыта таких полетов», на что намекнул Николаич, то он заключался в следующем. Весной, в период доставки грузов на Льдину, тот самый репортер, который «клюнул» на осетров, в порядке компенсации за розыгрыш напросился в полет с «прыгунами» на полюс. Полет действительно состоялся, однако в приполюсном районе был сплошной туман, и посадку произвели километрах в сорока от заветной точки. Но спектакль был устроен по всем правилам: бортмеханик дымовой шашкой нанес концентрические круги вокруг «земной оси», а репортер в мужественной позе первооткрывателя запечатлелся на этом фоне. И лишь когда полетели обратно, штурман «случайно» проговорился…

– Продолжим? – нетерпеливо предлагает Дугин. Он сегодня уже дважды проигрывал в «чечево» и жаждал реванша.

Мы с Николаичем уединяемся за дальним столиком. Сегодня я проводил обследование по полной программе, но доложить результаты еще не успел.

– Излагай, – говорит Николаич.

– В общем, нормально, как положено в полярную ночь: потеря веса, понижение давления и ярко выраженная аристократическая бледность – мало бывают на свежем воздухе. Осокин, к примеру, потерял пять килограммов. И нервишки у многих, учти, натянуты, как фортепьянные струны.

– Осокин – это ясно, наберет, когда успокоится. А с нервишками что‑то надо делать, причем немедленно. Что предлагает медицина?

– Если немедленно, я бы на твоем месте половину ребят отправил в Сочи.

– С билетами на самолет трудно.

– Тогда давай расчистим площадку и футбол затеем под прожектор. Или хотя бы бадминтон.

– А если утреннюю зарядку на воздухе, обязательную для всех?

– Хорошо бы, но я так и слышу дуэт Груздева и Вени: «Еще один такой приказ – и от человека ничего не останется!» Сгоняем партию?

Мы расставляем шахматы. За окном не унимается пурга, уже вторую неделю метет. Пурга то стихает, то вдруг снова срывается с цепи. Каждый день приходится кого‑то откапывать, сегодня, к примеру, меня. Но предусмотрительный Николаич так расположил домики, что их двери ориентированы на разные страны света и одновременно засыпать нас не может.

– «От человека…» – ворчит Николаич, делая ход. – Мягкотелый ты интеллигент, Саша.

– От интеллигента слышу.

– Предлагаю королевский гамбит. Как только пурга утихнет, расчистим площадку.

– Принимаю. Ну, а еще чем ты озабочен?

– Вот этими самими нервишками. Тем, что мы, не сговариваясь, каждое утро встаем с левой ноги.

– А если конкретно?

– Обрати внимание, как они друг на друга смотрят.

– Уже обратил. Кореш и Махно по сравнению с этой парочкой друзья до гробовой доски. Кажется, перемирие кончается.

– Кончилось, Саша. Как заметил дядя Вася «в одной берлоге двум медведям не ужиться».

– Боишься взрыва?

– Пусть они сами его боятся, друг мой! Шах.

– Вижу. А что, если я поселю своего длинноухого в медпункте? Все‑таки легче будет проводить разъяснительную работу.

– Вообще‑то механикам положено жить вместе, но согласен, Э, да у них цирк начинается.

Провожаемый дружескими советами, Дугин лезет под стол и ревет с такой силой, что в тамбуре тревожно лают разбуженные собаки. А тут еще Горемыкин заливается своим визгливым смехом, ему по‑жеребячьи жизнерадостно вторит Шурик Соболев – в самом деле цирк.

– Не натурально, – решает Веня. – Народ требует «бис»!

Дугин ревет еще раз.

– Вот теперь натурально, – хвалит Веня. – Вылезай, четвероногий друг.

Быстрый переход