– Уходил, скот! Мы в тот вечер с тобой встречались, точно помню. Вот я тут вышла на час раньше него. Потом он. Я в ту ночь, после нашего свидания, сразу поехала к родителям. Оттуда ему звонила. Он сказал, что дома. А сам вернулся под утро.

Женя думал бесконечно долго. Молочно-кофейная пенка испустила дух, кофе остыл окончательно. Он к нему больше и не притронулся. Рассеянно наблюдал, как Лиза с аппетитом поедает огромное пирожное.

– И ты не посмотрела записи прямо тогда? Не удосужилась узнать, где он и что он?

– Знаешь, может и смотрела. Но тут же забыла. Знаешь почему?

– Почему?

– Потому что он мне не интересен, Женечка. Уфф, вкусно. – Она отодвинула пустую вазочку на середину стола. – А что тебя так тревожит? Видела я запись, нет. Может, и видела, но не запомнила. Повторюсь, он мне неинтересен – Окунев этот. А что?

– А то, дорогая Лиза, что твой Окунев, кажется, становится интересен мне.

Глава 32

Леша нервно дернул ногой, сворачивая к автозаправке. Пробубнил заправщику, какой бензин, пошел к кассам. Долго не мог назвать номер колонки, раздражал очередь. Взял из рук кассирши заказанный черный кофе, вышел на улицу. Непокрытую голову тут же засыпало белыми хлопьями. Снегопад, никем не предсказанный, накрыл трассу в семь утра и продолжался уже три часа. Ровно столько он был в дороге. Лиза позвонила среди ночи и недовольным голосом велела возвращаться.

– Что-то случилось?

Леша протяжно зевнул в телефон, стараясь казаться беспечным. Но внутренности тут же остро заныли. И ныли до сих пор. Правда, боль перестала быть такой острой, как ночью. Но все же…

И главное, не в физических страданиях было дело. А в том, что их вызвало.

А вызвал боль страх! Такой отвратительный – липкий, с холодным потом и эхом последствий, о которых он не догадывался – знал.

– Случилось! Какой же ты дебил, Окунев! – повысила голос Лиза.

И наговорила ему такого, что его после разговора с ней даже вырвало.

Он понял: они все узнали, они до него добрались. И что теперь будет, одному Богу известно. Он ни за что не сможет оправдаться, хотя, по сути, ничего такого страшного не сделал и никого не убил.

Он просто очень много знал! Очень много чужих секретов. И использовал их как мог. И извлекал из этого выгоду.

Простят ли его? Карелин? Лиза? Дочь, когда вырастет?

Если честно, то в прощении первых двух он не особо нуждался. А вот дочка…

Если она, повзрослев, станет его презирать, он не вынесет. Он закончит в своей неухоженной квартире с заляпанным потолком, как и Пачкин. Он просто…

Ему было так жаль себя, так он ненавидел всех этих удачливых скотов, что проплакал остаток ночи, съежившись на гостиничной кровати.

Утром он сразу отправился в ресторан и плотно позавтракал. Когда еще сможет так вкусно поесть? В какой-то момент, кажется между кашей и омлетом, ему снова сделалось себя жалко. И он едва сглотнул твердый комок в горле. Но за десертом повеселел.

Он никого не убивал! Пусть не цепляются!

Да, да, когда-то он ввел следствие в заблуждение. Подставил невиновного. Но на кону стояло так много! И так этого многого хотелось Леше! И он послал свою совесть к чертовой матери. И сделал то, что сделал. И жил последние восемь лет в сытости и довольстве. Пусть и не в любви, о которой мечтал.

– Я дома! – громко крикнул Окунев, входя в дом. – Э-эй, семья! Где вы?

Он знал, что Лиза дома. Ее машина стояла у дома. И он с ней созванивался. И сейчас хотел изо всех сил изобразить беспечность. И даже нацепил у зеркала на лицо соответствующую улыбку. И с ней пошел в гостиную.

Но она тут же сползла – его фальшивая радость.