За ночь снег прекратился, рождественское утро было ясным и солнечным. Самое чудесное рождественское утро в ее жизни!
Ей было так легко, что хотелось петь. Лаура прошла в ванную, приняла душ, расчесала волосы позаимствованной у Дэвида расческой и снова облачилась в халат, решив, что для завтрака он подходит больше, чем вечернее платье.
В темных брюках и свитере Дэвид на кухне готовил кофе. Хотя Лауре казалось, что она двигается бесшумно, он сразу обернулся на ее шаги.
– Доброе утро! – Она улыбнулась и, сияя от любви и счастья, шагнула к нему, уверенная, что сейчас он заключит ее в объятия.
– Доброе утро. – Выражение его лица было бесстрастным, голос отстраненно-вежливым, лишенным какого-либо намека на нежность. – Завтрак я уже заказал и собирался принести тебе кофе.
Изо всех сил скрывая свое разочарование, Лаура приняла чашку и сказала, стараясь поддержать его тон:
– Благодарю.
А она-то представляла, как готовит завтрак сама, как они едят его, не спеша, в интимной обстановке, как потом идут забирать Сэнди...
Через пару секунд раздался стук в дверь, молодой человек вкатил столик на колесиках и проворно переместил его содержимое на стол.
Когда он вышел, Дэвид отодвинул стул для Лауры с подчеркнутой учтивостью и вежливо поинтересовался:
– Что тебе положить? – Так он мог бы обращаться к абсолютно постороннему человеку...
Пытаясь скрыть, что аппетит у нее пропал, она положила себе два тонких ломтика бекона и фасолевого рагу. Дэвид выбрал яичницу и принялся есть в молчании. В его поведении было что-то нарочитое; казалось, он в любую минуту готов взорваться.
Через некоторое время, не в силах больше выносить напряжение, Лаура заметила с фальшивым воодушевлением:
– Какое сегодня чудесное утро!
Он ничего не ответил, лишь бросил на нее быстрый взгляд, ясно дав понять, что считает ее какой-то досадной помехой.
Пораженная в самое сердце, Лаура не выдержала:
– Что случилось? Я не понимаю, почему ты такой злой...
Подняв голову, Дэвид внимательно посмотрел на нее, и она похолодела от страха: его глаза были ледяными и безжалостными.
– Ничего особенного. Просто в холодном дневном свете все видится по-иному. Чтобы вернуть себе душевное равновесие, лучше предположить, что прошедшей ночи никогда не было.
Значит, она опять обманулась – как и в ту ночь, в его занесенном снегом доме. Лаура снова услышала его вопрос: «Ты жалеешь о том, что произошло?» И свой собственный: «А я должна жалеть?» Затем, словно смертельный удар, пришли его слова: «Мы оба должны жалеть».
Все надежды умерли, она сидела, пораженная, погрузившись в беспросветное отчаяние. До чего глупо с ее стороны было воображать, что прошлая ночь может что-то изменить. Ощущение духовной близости не было взаимным, его испытывала только она. Для него все это было лишь способом получить физическое удовлетворение...
Бесстрастно разглядывая ее, Дэвид произнес:
– С того момента, когда я впервые поцеловал тебя, я знал, что у меня будут проблемы. И оказался прав. Смотри, к чему это привело.
Стараясь не показывать, как она оскорблена, Лаура заметила:
– Ты говоришь так, словно осуждаешь меня. Дэвид только пожал плечами.
– Я не просила тебя тогда целовать меня! – резко возразила она. – И если бы мы не попали в ту бурю...
– Да, но мы попали в нее.
– Я в этом не виновата. Я хотела домой. Передразнивая ее, он сказал:
– Ты говоришь так, словно осуждаешь меня.
– Да, я тебя осуждаю!
– За то, что не угадал погоду?
– За то, что ты сделал вид, будто не угадал!
Дэвид обнажил в улыбке свои белоснежные зубы. |