Я не понимала, чего хотел от меня лабиринт, каких действий ждал. Лабиринт или его безумный создатель. Просто шла. Переливающийся на солнце снег скрипел под подошвами, мороз тонкими иголками колол незащищенную кожу лица. Шла мимо сквера с заиндевевшими ветками, белыми, волшебными. Мимо помпезной новостройки на месте стертой старины и невзрачного серого здания за забором, печального, тревожного.

По телу пробежали мурашки. Я сотни раз проходила здесь. Но прежде не чувствовала тоски, источаемой безликим госучреждением. Адрес «Волкова, восемьдесят» был для горожан именем нарицательным. Его произносили вместо грубого слова «психушка» или горького словосочетания «дом для душевнобольных». Странно. Почему я вдруг ощутила рвущую душу энергетику? Раньше это были только стены. Дело в магической сущности, спавшей три с половиной года назад?

  Мерзкое место. Скулит.

  Ты сам, главное, не скули. И так тошно. Лапы сводит от мороза.

Я обернулась. На меня взглянули две пары желтых глаз. С черных морд! Два лохматых пса плелись по пятам   замерзшие, поникшие, злые. Сердце провалилось. В мозгу застучало «Бежать! Бежать! », но ноги задеревенели. Или застыли, если брать в учет морозную погоду.

  Топай топай,   велел пес, что постарше, дряхлее. По собачьи, разумеется. Но я его поняла.   Ишь, зыркает. Магичка.

  Не магичка она,   не согласился второй, едва я продолжила путь. Точнее, продолжили ноги, а я подчинилась.   Ничего не чувствуется. Ноль способностей.

  Кто знает, кто знает.

  Шеф знает!   возмутился второй. Его лай звучал басистей, яростней.   Велел и окружение проверять. Наверняка, хахаль её   маг.

  А как же кот?

  Дык общий он. Неясно, кому подчиняется. И вообще, тот ли это кот...

Не знаю, почему я не издала ни звука. Крик застрял в горле, наверное. Ноги вновь продемонстрировали способность действовать в обход мозга. Я ринулась прочь. Не вперед, а в бок   на проезжую часть. Но подвели подошвы, поехали по льду. Падая, я сумела выхватить взглядом черных псов. Они не побежали за мной, а, как ни в чем ни бывало, затрусили прочь по снегу. За девушкой в вишневой куртке. За другой мной, за той, что осталась кусочком воспоминания.

Рядом мелькнуло грязное колесо автобуса. Я инстинктивно прикрыла голову руками, будто это могло уберечь от многотонной махины. Но боли не последовало. Ни визга тормозов, ни всепоглощающей тьмы, ничего. Я продолжала лежать. Но не на холодном снегу, а на чем то теплом. Ступням (босым ступням!) было горячо, не обжигающе, а, скорее, приятно. Появились звуки. Вместо шума городской улицы, я услышала шелест воды и детские голоса.

  Не брызгай! Говорю, не брызгай!   надрывался кто то из взрослых.

Я открыла глаза и резко села   на клетчатом одеяле, расстеленном на песке. Вокруг был хорошо знакомый пляж за городом. Здесь я проводила по несколько недель каждое лето со времен вуза. Сначала в студенческом лагере. Потом мы с друзьями снимали домик на базе отдыха. Скромной базе без изысков, где приходилось готовить самим и не особо рассчитывать на блага цивилизации. Но нас это устраивало. Любые неудобства компенсировали свежий воздух и шикарный вид   на много много километров.

Вот и сейчас передо мной простиралась Волга. Широкая река, бегущая вдаль в обе стороны. Вправо   к моему родному городу, миллионному мегаполису, изнывающему от зноя. Влево   к Куйбышевскому водохранилищу, искусственно созданному в середине прошлого столетия на месте десятков затопленных деревень.