Следом за внештатницей с дробным топотом в направлении выхода пролетело ещё несколько теней (кто молясь, кто чертыхаясь), оставив прилипшую меня наедине с призраком. Бесчувственная Лена в расчет не бралась. Лежала тихонечко под окном и участвовать в разыгравшимся фильме ужасов не планировала.

  Спасайся, кто может!   проорал кто то в коридоре неестественно высоким голосом.

Захотелось крикнуть: «А кто не может?», но язык, как и ноги, оказался под воздействием некой липкой субстанции и категорически пошел в отказ. Прибила бы Валерию! Где ее носит, когда нужна по настоящему?!

Фигура на окне шевельнулась. Начала медленно поворачиваться. Моё безумное сердце рвануло ещё ниже, ударилось об пол и припустилось обратно, за долю секунды оказавшись у горла. Я почти созрела, чтобы зажмуриться, как ребёнок, свято верящий, что, едва сомкнутся веки, всё страшное исчезнет.

Вот, казнь египетская! Я ведь, действительно, руки к лицу поднесла. Для верности.

На запястье что то мелодично звякнуло.

Ключики на браслете.

Браслете?! Том самом, что призван от привидения защищать?! Стоп! Так какого лохматого лешего я паникую и готовлюсь присоединиться к Лене на полу?! Можно обвинять Алексея Даниловича в чем угодно, однако его магия пока работала безотказно. Значит, и украшение сумеет спровадить нечисть.

О! Понадобилось невероятное усилие, но я смогла. Справилась. Собралась и глянула на привидение. Яростно и требовательно. Мне было страшно. Невыносимо! Тело вытянулось струной. Так сильно, что казалось, позвоночник не выдержит и надломится молодой березкой в ураган. А потом что то стряслось с ушами. Или с самой комнатой. Стало тихо, как в памятном новогоднем сне.

Я не увидела её  лица. Девушки (или женщины?), душа которой решила задержаться на земле. Едва неугомонный дух повернулся, кабинет погрузился в блеклый туман. Редакция стала почти как бабулина кухня после массового перекура. Собственные руки еле разглядишь, не говоря о творящемся на подоконнике. Единственное, в чем я могла бы поклясться, что волосы у покойной дамочки длинные и светлые. Хотя не поручилась бы   родные русые или крашенные, как у моей маман.

  Кто ты?   спросила я через силу.   Чего хочешь?

Опять тишина. Ни слова. Ни вздоха.

И вдруг.

          Я не хочу умирать! Это несправедливо!      

Звонкий голос проник в мозг, заставив прочувствовать всю глубину ужаса девушки, её отчаянье и последнюю душераздирающую мысль: за что?!

А дальше... дальше накатила волна тошноты. Вот вот вывернет наизнанку. Я изо всех сил пыталась сдержать отвратительный приступ, и вдруг перестала дышать. Больше не могла сделать ни единого вдоха, из кабинета полностью высосали кислород. Я билась в конвульсиях, проигрывая борьбу с надвигающимся небытием и ничего   абсолютно ничего   не могла поделать...

  Яна! Очнись! Давай же, поднимайся!   требовал кто то, пока я силилась понять, что произошло, и где нахожусь.

  Пей!   скомандовал еще один голос.

Я закашлялась, резвые струйки потекли по подбородку и шее, намочив свитер. Но нет худа без добра. Неприятные ощущения заставили разум включиться. Взгляд выхватил озабоченное и непривычно бледное лицо Кадрии. Такой испуганной я видела дизайнера всего однажды, когда компьютерная программа глюкнула вместе с готовыми газетными полосами в день сдачи номера.

  Что случилось?

Я не узнала собственный голос. Он стал хриплым, низким. Чужим.

  Э э э...   протянула за спиной Кадрии Фарида в противовес дизайнеру румяная, как снегурочка с новогодней открытки, и выдала поистине исчерпывающую информацию.