Когда Энн несла свой завтрак на стол, из лавки, почувствовав запах, прибежала мама.

– Тебе уже лучше?

– О да! – ответила Энн. – Мне настолько лучше, что я пойду на улицу сразу после завтрака.

Мама отвела взгляд от сковородки, заваленной едой, и посмотрела в окно:

– Погода не очень…

Но к тому времени град уже прошел. Яркий солнечный свет прорезывал пар, поднимавшийся со сковородки, и небо казалось ясным, глубоко синим. «Нет уж, мамочка, и не думай отговаривать», – мысленно произнесла девочка, с ухмылкой уплетая грибы. Никогда еще ей не было так вкусно!

– Что ж, главное – не перегуляй, – сказала мама. – Помни, что ты долго болела. Оденься потеплее и возвращайся к обеду.

– Будет сделано, суетливая ты женщина, – отозвалась девочка с набитым ртом.

– Жду тебя к обеду, а иначе вызову полицию, – настаивала мама. – И не надевай джинсы – в них замерзнешь. В этот сезон погода…

– Суперсуетливая ты моя, – ласково перебила Энн, принимаясь за бекон. Жалко, что в сковородке не хватило места для поджаренного хлеба. – Я не малый ребенок. Двух слоев термобелья с тебя хватит?

– С каких это пор у тебя?.. А, теперь вижу, тебе и вправду лучше! – радостно воскликнула мама. – Но все же надень фуфайку, прошу тебя.

Энн вспомнила надпись на значке, который часто носил Мартин.

– Когда матерям холодно, – процитировала она, – их дети носят фуфайки. Тебе холодно. У тебя в лавке ужасный холод.

– Ты же знаешь, овощи должны быть свежими, – рассмеялась мама и вернулась в магазин.

Солнце припекало не на шутку. Покончив с завтраком, девочка поднялась наверх и надела то, что сочла наиболее подходящим: узкую шерстяную юбку (пусть мама видит, что она не в джинсах), легкую кофточку, а поверх – нарядный анорак, застегнутый до самого верха, чтобы показать, что она хорошо утеплилась. Потом Энн вихрем пронеслась вниз по лестнице и через магазин, крикнув на бегу: «Всем пока!» – прежде чем папа или мама успели обслужить посетителей и внимательно осмотреть ее одежду.

– Не уходи далеко! – прозвучал ей вдогонку громкий окрик отца.

– Хорошо! – откликнулась Энн.

Это была правда. Девочка все просчитала. Нет никакого смысла пытаться открыть ворота с помощью механизма. Если Энн попробует туда залезть, кто-то непременно заметит и остановит ее. Кроме того, если все, кто попал на ферму, так и остались там, было бы довольно глупо последовать их примеру и тоже бесследно исчезнуть. Мама и папа от этого просто с ума сойдут. Но ничто не могло помешать Энн взобраться на дерево в лесу Баннерс и оттуда, сверху, посмотреть, что происходит за забором.

– Хорошенько разгляди фургон, если он все еще там, – посоветовал Король. – Хотел бы я знать, кто его владелец.

Нахмурившись, Энн чуть заметно кивнула. Что-то скрывалось за этим логотипом в форме весов. Из-за него четыре воображаемых человека заговаривали с ней даже тогда, когда она еще и не начинала вызывать их в своем воображении. Девочке это совсем не нравилось. Она снова задумалась: уж не безумие ли это? Она неторопливо шла по Лесной улице и еще больше замедлила шаг возле дорогой машины, стоявшей на парковке. Из-под автомобиля все текли струйки от подтаявших градин. Проходя мимо, Энн провела пальцем по гладкому боку машины – холодному, и мокрому, и блестящему, и твердому, и очень-очень настоящему. Значит, это уже не лихорадочный сон, который якобы привиделся ей в зеркале. Девочка на самом деле видела троих, что прибыли сюда этим утром.

Она свернула в проулок между двумя домами, ведущий к лесу.