|
Мирные пеоны должны были переселиться отсюда еще тридцать лет назад. Но до сих пор полагали, что земельная реформа не про них писана. Чиновники, присылаемые из города, не возвращались обратно. Карательный отряд, посланный два года назад, даже не дошел до деревни — его всего за три ночи полностью истребили по дороге. Весной этого года сюда направили полк. Но он столкнулся с таким ожесточенным сопротивлением, что вскоре был переформирован в батальон, и теперь делал вид, что держит деревню в жесточайшей блокаде.
— Я бы послал парламентера, — с сомнением протянул Кардосо. — Да только захотят ли они разговаривать с чужаками? — Пускай Хуан идет, — сказал Рико. — Этот жук любого разговорит. Без мыла в задницу залезет. Они вернулись к каравану, который вытянулся ниже по дороге. Илья решил идти вместе с Хуаном. Мараньонцы — народ гордый, и если уж они согласятся на переговоры, то только на самом высоком уровне. А Хуан, как ни ряди, тянул только на адъютанта. Остерман снял оружейный пояс и отдал его Инес. Хуан тоже разоружился, с видимой неохотой. — Может, возьмете белый флаг? — спросил Мануэль. — Я слышал, это принято на войне. — Нет, — отказался Илья. — Мы не противники. Да и у кого ты найдешь чистый носовой платок? Идти без оружия было удивительно легко, но весьма неприятно. Особенно когда в бойницах частокола показались стволы винтовок. — Стоять на месте! — крикнул невидимый мараньонец. — Кто такие? Откуда идете? — Я Хуан из Лас-Галинас! Со мной еще беженцы из Паломитаса, шесть семей, женщины да детишки! А идем мы в Сан-Педро, что в долине Горячих Камней! Переселяемся! Деревни наши сожгли, землю отняли, вот мы и… — Землю можно отнять только у мертвеца! — презрительно перебил его мараньонец. — А кто это с тобой? — Это? — Хуан почтительно повернулся к Илье. — Это наш командир. — Я буду говорить со старшим, — сказал Остерман веско. — О чем? — Он тебе потом расскажет, если сочтет нужным. — Ну, иди поближе, если ты такой важный. Приближаясь к частоколу, Илья вовремя заметил в сухой траве низко натянутые ряды колючей проволоки. Очень трудно сохранять достойный и независимый вид, когда приходится задирать ноги, словно журавль. Но ему это удалось. Над забором показалась усатая заросшая физиономия под солдатской фуражкой — точно такой, как на отрезанной голове, только с самодельной жестяной кокардой белого цвета. Мараньонец небрежно облокотился на колья и улыбнулся: — Зря ты так долго возился, амуницию снимал. Мы тут никого не боимся. — Да надоело таскать такую тяжесть, — улыбнулся в ответ Илья. — Уже вторую неделю сплю в обнимку с винтовкой. — И как зовут винтовку-то? Я про ту красотку в штанах. — Я вас, может быть, познакомлю. А может быть, и нет. — Сначала сам назовись. «Это не так просто», — подумал Илья Остерман. В разных местах его называли по-разному. В Нью-Йорке он перевел свое имя на английский, и стал Билли Истменом, А здесь… — Зови меня Гильермо, — сказал он. — Гильермо Ориентес. — Ну, а я Панчо Лопес. Начальник заставы, — Ты, наверно, слышал, что сказал Хуан? Мы направляемся в Сан-Педро. И очень торопимся. Потому что за нами следом двигаются ужасно неприятные типы. — Много их? — Теперь уже меньше, чем было до Паломитаса. — Так это вы там нашумели? — Было дело. |
