Леденцов забеспокоился. Не слишком ли он самоуверен? А если Бледный сейчас согласится, что делать? Выход, конечно, был… Признаться, что он работник милиции, о чем Ирке велено пока молчать. Но объявляться Леденцову казалось немного преждевременным.
— Эдуард, я обещал познакомить тебя с сыщиком…
— Обещал. — Бледный отпустил взглядом скрипучие прутья.
— Сыщик ждет.
— Когда?
— Сейчас. Всех приглашаю.
31
Но сыщик их не ждал. Открыв дверь и увидев на лестничной площадке толпу, он и ухом не повел; может быть, лишь скоро глянул на Леденцова с никому не заметным укором.
— Проходите и раздевайтесь, — сказал он весело.
— Сапоги снимать? — спросила Ирка.
— И сапоги, и ботинки: полы драю сам.
Ребята разделись, поглядывая на Петельникова. Тот, видимо, только что пришел с работы, еще не переоделся — лишь снял галстук. Еще и кофе не пахло.
— Проходите, — сказал он, распахивая дверь в комнату. — Друзья Бориса есть мои друзья.
Они вошли и сбились кучкой у порога, озираясь. Леденцов знал, что происходит в их головах: подсознательное сравнение особняка Мочина с этой однокомнатной квартирой. Здесь тоже не бедно, но нет ни роскоши, ни кичливости. Модно, красиво и функционально. Книжные полки с классикой, детективами и литературой по криминалистике. Непонятный шкаф, иссеченный щелями: там диски всех в мире симфоний, ноктюрнов и концертов; там даже есть сочинение Скрябина под названием «Прелюдия для левой руки», откуда, как предположил Леденцов, и пошло современное выражение «одной левой». Два стола: большой, письменный — для работы; поменьше, изящный и круглый — для кофепития. Широченная белая тахта. Несколько мягких полукреслиц на колесиках, свободно катавшихся по комнате. Деревянные панели, светильники, фотопортреты…
Гости расселись. Капитан стал посреди комнаты — в кремовых брюках, алой рубашке с погончиками, сильный и ладный, — обвел всех чуть насмешливым взглядом и предложил:
— Давайте знакомиться. Вадим Александрович Петельников.
Он каждому пожал руку и внимательно выслушал имя и фамилию. Леденцов отметил, что пока капитан им нравится. Лишь Шиндорга недовольно сдувал челку с правого глаза, но он сюда пошел с великой неохотой, покорившись большинству.
Заминки в разговоре, которая случается при подобных знакомствах, не вышло, потому что Ирка не утерпела от вопроса:
— А почему ты сам драишь пол?
— Договоримся сразу… Вам по семнадцать, мне за тридцать. Так что обращайтесь ко мне на «вы», — сказал Петельников строго, но весело.
— Почему вы сами драите полы? — повторила Ирка неувереннее.
— А кому же это делать?
— Жене…
— Я не женат. Но если бы и был женат, то драил бы все равно сам. Мужская работа.
— А почему вы не женаты? — вырвалось у Ирки так непосредственно, что все засмеялись.
— Я пережил жуткую современную драму, — грустно заговорил Петельников. — Меня любила девушка, сама на свидании призналась. А я не любил ее и сказал ей правду. Она зарыдала, побежала к реке, прыгнула в воду и пропала в волнах…
— Утонула?
— Юная спортсменка пересекла реку кролем за три минуты двадцать секунд. С тех пор я женщинам не верю.
— Правда?
— История такая была, но не женился я, разумеется, по другой причине.
— По какой?
— Чего пристала? — попробовал остановить ее Бледный. |