— Так я и думал. А как насчет времени.

— В каком смысле?

— Я имею в виду время, которое было выбрано для уничтожения картины. К моменту совершения преступления мы начали сомневаться в подлинности картины, но не сделали никакого официального заявления, поскольку не имели веских доказательств. Так зачем было Бирнесу или Томмазо уничтожать картину?

Ответа у Флавии не нашлось, и генерал продолжил:

— Ты назвала мне почти дюжину разных причин, но не привела ни одного доказательства. Из чего следует, что, сидя в кресле, мы никогда ни к чему не придем. Нам нужны улики. Хватит думать, пора действовать.

— С чего начнем?

— Поезжай в Лондон. Если Манцони нашел брешь в заключении экспертов, значит, мы тоже найдем. Поговори с реставраторами — может, это что-нибудь даст. Сумеешь взять билет на завтрашний рейс?

Она кивнула.

— Только поручите кому-нибудь присматривать за Аргайлом, — напомнила Флавия. — Я, пожалуй, загляну к нему сейчас, посмотрю, не вернулся ли он. А вдруг он откроет мне дверь, тоже истекая кровью?

— Или воткнет нож в тебя.

— Нет, Аргайл не похож на преступника. Правда, и остальные наши подозреваемые тоже не похожи. Вот в чем проблема.

— Не вздумай полагаться на свою интуицию. Что до меня, то я бы давно арестовал его. Будь осторожна. И если он не приведет убедительных доводов в оправдание своего отсутствия, звони мне — я сразу упеку его за решетку.

Боттандо помолчал.

— Знаешь, меня не отпускает мысль, будто я что-то упустил… и это помогло бы мне найти разгадку, — признался он. — Какой-то факт или разговор в прошлом, о котором я забыл… Сегодня утром я почти вспомнил, но мысль опять ускользнула от меня. Ты не представляешь, как это мучительно: понимать, что не можешь решить сложнейшую задачу из-за того, что тебя подводит память.

На углу улицы они расстались; Боттандо в печальной задумчивости медленно двинулся на север, а Флавия — на юг, бодрым шагом человека, не способного слишком долго предаваться унынию.

На этот раз Аргайл оказался дома. Он впустил Флавию и скороговоркой начал выкладывать новости, не давая ей вставить ни слова. Она села и тихо ждала, когда он выговорится.

— Ничто так не ускоряет дела, как перспектива провести всю оставшуюся жизнь за решеткой, — тараторил Аргайл. — Если бы мой руководитель пригрозил отправить меня на год-другой в «Уормвуд скрабз» [7], я бы уже давно завершил свою диссертацию.

Широким жестом он указал на стол, заваленный кипами бумаг и карточек, обертками от продуктов и чашками из-под кофе.

— Видите? Весь день я работал как черт.

— Весь день? — тихо промолвила Флавия.

— Да, без остановки. Не отвлекаясь ни на минуту. Мне удалось сократить список картин до двадцати, представляете? Ну, если предположить, что такая картина действительно существует. Однако если окажется, что ее нет, мое сердце будет разбито. Ведь если я найду Рафаэля, то уже через неделю вы вычеркнете меня из списка подозреваемых.

— Весь день? — повторила она. — А в семь часов? Я приходила в семь и не застала вас.

Аргайл в недоумении смотрел на нее.

— Ох, совсем забыл. Вот до чего заработался. Вы, кажется, действительно собирались зайти.

Она кивнула.

— И зашла. В семь. Вас не было.

— Я включил плейер и, наверное, не слышал вашего звонка.

— Здесь был кто-нибудь еще? Человек, который может подтвердить ваше алиби?

Аргайл побледнел.

— Алиби? Господи, конечно, нет! Я был здесь один.