— Теперь ты скажешь мне, где Мерри. Или я перережу тебе горло!

Подняв руку, она легонько коснулась щеки Гаррона.

— Да, ты пригож, Гаррон Керси, но у меня нет времени насладиться тобой. Ты опоздал.

Какие нежные у нее пальцы. Как приятна ее ласка!

Но Гаррон отдернул голову, мимолетно отметив, что ощутил тошнотворно-сладкий запах. Но, тут же забыв об этом, приблизил к ее лицу свое.

— Не смей прикасаться ко мне! И почему я опоздал? Говори, отродье дьявола, где Мерри, или я убью тебя!

Он снова нажал на кинжал. Еще одна капля крови упала ей на грудь, оставляя красный мазок на белом.

И все же она не дрогнула. И по-прежнему улыбалась. Снова погладила его щеку, но, ощутив боль от кинжального укола, отдернула руку.

— Все пошло не так, как задумано, но какая разница?! Меня повеселит и то, что случится чуть позже. Но теперь, Гаррон Керси, ты должен оставить меня!

— Нет, я не уйду, пока не узнаю, где ты прячешь Мерри. У вас одно мгновение, мадам, прежде чем я перережу вам горло!

— Мерри? Какое глупое имя!

И она опять дотронулась до его щеки, глядя в его глаза своими, бездонными и ничего не говорящими. Он хотел воткнуть в нее кинжал по самую рукоять, но почему-то ощущал, что отступает от нее. И все же эта прекрасная женщина оставалась рядом. Теперь она сжимала его лицо уже обеими руками, отталкивая Гаррона.

Кинжал выпал из разом ослабевших пальцев, но это не могут быть его пальцы, потому что его самого уже здесь нет, он находится над, а может, и вне пределов проклятой башни.

Означает ли тихий стук, что кинжал выскользнул из его руки, только это не его рука, а кого-то другого.

Он услышал звон покатившегося по полу меча. Но ведь перед этим он стоял на толстом ковре? Его ли это меч или другого человека?

В ушах громом отдавался смех ведьмы, но сейчас Гаррон ее не видел. Он был один и непонятно где. И чувствовал себя опустошенным. Тенью.

— Где ты, ведьма? — окликнул он.

Она не ответила. Теперь он не слышал ничего. Не чувствовал ничего. И все быстрее удалялся во тьму, где в лицо бил теплый ветер. Кажется, он увидел огненную вспышку, только не обжигающую, а холодную. Ледяную. Откуда-то донесся мелодичный смех, смех ведьмы.

И все стихло.

Глава 40

Кто-то бил его по лицу — раз, другой, сначала несильно, потом все крепче. В сознание врезался испуганный голос Гилпина:

— Милорд! Очнитесь!

Гаррон открыл глаза и уставился в нависшее над ним бледное, словно плавающее в воздухе лицо оруженосца.

— Благодарение всем ангелам Господним, вы живы! О, добрый и великодушный Господь, который слышит молитвы слуг своих! Я поставлю дюжину свечей твоей благословенной святой матери за спасение моего доброго хозяина! Что случилось, милорд?

Гаррон нахмурился, глядя на Гилпина, чья голова вновь сидела на шее, и попытался осмыслить все случившееся.

— Не знаю, где я был. Она каким-то образом выставила меня.

— Она, милорд?

— Ведьма, которая жила в башне. Утверждала, что она мать Мерри, но этого не может быть, Гилпин. Она молода и красива, вся белая и золотистая, только глаза холодные и серые, как старый могильный камень или грязный лед. Она заколдовала меня или отравила. Эта сука, должно быть, втерла яд в мою кожу, пока гладила лицо…

Он вспомнил, как ее пальцы впивались в его плоть, и покачал головой. Казалось, все произошло так давно и одновременно — минуту назад. Вот он протянет руку и вцепится в ее длинные волосы…

Настоящее безумие.

Он скрючил пальцы.

— Я хотел перерезать ей горло, но не мог убить, пока она не скажет, где спрятала Мерри.