– Не шути, пожалуйста, Чантел. Дело слишком серьезно.
– Очень серьезно, – согласилась Чантел. – Но не волнуйся. Я с тобой, Анна, как и прежде. Разве это не утешение?
– Большое утешение, – горячо заверила я.
Здоровье Моник ухудшилось. Приступы участились и следовали один за другим. Чантел сказала, что они были не страшными, но здоровье пациентки очень беспокоит ее. Она ни на шаг не отходила от нее и часто сидела с ней по ночам. Чантел была истинной сиделкой.
Она рассказала, что Сула сидит тоже в комнате и следит за ней своими огромными трагическими глазами.
– Мне хотелось избавиться от нее, но, когда я попросила ее уйти, Моник расстроилась, а ей нельзя расстраиваться, когда она в таком состоянии. Старая леди в ярости от мысли, что может потерять свою мисси. По-моему, она винит в этом тебя. Я слышала, как она что-то такое бормотала. Она считает, что, если бы тебя не было, Моник бы не ревновала и согласилась бы отпустить мужа одного. Берегись, как бы она не подсыпала тебе чего-нибудь в мятный чай. У этой старой ведьмы, безусловно, припасены яды, безвкусные в гали, кофе и мятном чае. Безвкусные и смертельные. Два необходимых качества. Я задрожала, и она сказала:
– Я пошутила, Анна. Что на тебя нашло? Ты слишком серьезно все воспринимаешь.
– На это есть причины, – заметила я.
– «Жизнь реальна, жизнь серьезна», – процитировала Чантел.
– «И могила ей не цель», – закончила я цитату и пожалела: мне было ненавистно даже упоминание о смерти.
– Не волнуйся, – заключила Чантел, – скоро мы будем в Сиднее.
Эдвард был по-настоящему взволнован. Когда «Безмятежная леди» прибудет, мы уплывем на ней.
Сколько осталось дней до Красного дня календаря? Мы считали: четырнадцать, тринадцать… девять…
Каждое утро я просыпалась с вопросом, что меня ждет сегодня. Обычно я открывала дверь и выглядывала в коридор. Иногда я слышала ее крики, среди которых упоминалось мое имя. Чаще стояла тишина.
Еще я думала о драгоценном потерянном письме, о комнате с фигурой «Загадочной женщины» и бриллиантами Филлимора.
Почему дни тянулись так долго? Я жила ожиданием «Безмятежной леди». Дальше я не загадывала. Мне просто хотелось уплыть поскорей с острова и оказаться в Сиднее, там я найду работу и изменю свою жизнь.
Напряжение нарастало. Я мечтала рассказать капитану о своей находке. Я буду гордиться и радоваться так, словно я сама нашла бриллианты. Я не могла дождаться его возвращения, одновременно боясь его.
Моник стала спокойнее. Беспричинная ярость сменилась хитрыми замыслами, что тревожило меня еще больше, я не переставала думать, что все мы двигаемся по нарастающей к критической точке. Западный образ жизни лишь слегка коснулся острова. За видимостью цивилизации скрывалась безудержная дикость. Местный народ верил в странных богов, камень был для них живым существом. Проклятья и заклятья были в порядке вещей, и Сула, наверняка, записала меня в список своих врагов, так как считала, что я стою между Моник и мужчиной, которого та любила.
И не с кем было мне поделиться своими дурными предчувствиями, так как Чантел относилась к этому легкомысленно. Она отказывалась принимать мои слова всерьез. По-видимому, она находилась мыслями уже далеко в Сиднее, где она сможет соединиться с Рексом. Даже находка бриллиантов мало что значила для нее, она равнодушно относилась к тому, чтобы снять позор с Редверса. Обсуждая наше будущее, она даже имени его не упоминала. Она ему не доверяла. Для меня у нее были свои планы. Милая Чантел! Она заботилась обо мне. Мне было известно, что она собиралась вывести меня в свет и выдать замуж. |