– Как вы могли? Как вы могли поставить меня в такое положение? Меня же художник, которым я всегда восхищалась, лично пригласил на открытие выставки, а я вас. Как вы могли быть так грубы?
– Я не был грубым, – терпеливо сказал Люк.
– Вы были чудовищно бестактны.
– Бестактен? Парень спросил меня, что я думаю. Если ему неинтересно знать мое мнение, зачем спрашивать?
– Вам когда-нибудь приходило в голову, что ваша грубая откровенность нужна далеко не всем? – взорвалась Нина.
– Приходило. Поэтому я никогда не рассказывал своей матери, что на самом деле значит быть рок-звездой. Но тот парень – художник, Нина. Если он выражает свои чувства на холстах, которые развешивает по стенам, то он вправе ожидать, что и другие люди не станут скрывать своих чувств. Особенно если он сам спрашивает.
– Вы не должны были скрывать свои чувства, – возразила Нина. – Просто надо было выразить их не в такой обидной форме.
– Он не обиделся, – настаивал Люк. – Почему тогда мы проговорили с ним минут двадцать?
– Потому что вы любите разглагольствовать!
– Я это не отрицаю, но разговор-то был интересным. Мне не нравятся его работы. Он признался, что терпеть не может мою музыку. Но это же не означает, что мы не можем обмениваться мыслями. Разница во вкусах не исключает уважения.
Нина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Что ж, он прав. Разве ее собственная семья не подтверждение этому?
– Хорошо, я принимаю твое объяснение, – перешла она на «ты». – Но ведь ты видел, как мне было неловко, когда все на вас смотрели.
Люк тоже вздохнул. Они всегда умудрялись заводить друг друга.
– Нина, извини. Я не хотел. В следующий раз я постараюсь не забыть, что ты не любишь привлекать внимание.
– В следующий раз? – переспросила Нина с сомнением в голосе.
Люк тяжело посмотрел на нее:
– Что ты имеешь в виду?
– Я не думаю, Люк, что у нас что-то получится, – сказала она осторожно.
– Мы оба знали, что будет нелегко, Нина. Но мы, кажется, решили попытаться. – Он тоже тщательно подбирал слова. Оба знали, что идут по тонкому льду.
– Может, мы ошиблись.
Люк долго молча смотрел на нее, потом сказал:
– Я не думаю. Если ты хочешь потихоньку свернуть, прежде чем все начнется, я тебе не помощник. Я не позволю ускользнуть от меня с банальными извинениями и пожатием руки. Ты мне слишком нужна, чтобы я мог это сделать.
Нина вспыхнула от его резкости:
– Собираешься закатить мне сцену?
– Каким бы я ни был грубияном, мисс Ньяньярелли, я не выставляю напоказ свою личную жизнь на улицах Манхэттена. – Он сурово посмотрел на нее. – Но я и не сдамся так просто. – Он схватил ее за руку и потащил вперед. – Пошли!
– Пусти! Что ты делаешь?
– Мы идем домой поговорить.
– Домой? – спросила она встревоженно.
– Здесь мы не можем разговаривать.
– Я не хочу идти к тебе домой, – сердито отбивалась Нина. – Нам больше не о чем говорить.
– Не о чем? – Он схватил ее за плечи и грубо притянул к себе. Он, казалось, хотел встряхнуть ее, так чтобы у нее застучали зубы. – Ты серьезно думаешь, что мы можем так легко отказаться друг от друга только потому, что слегка повздорили?
– Да! – яростно выкрикнула Нина. Через ткань платья она чувствовала, как напряглись мышцы его бедер и живота. Нина уперлась руками ему в грудь и посмотрела в лицо. В последнее время все ее мысли и мечты были только о нем. |