– Где ты все это набрала?

– В супермаркете.

– Он уже знает?

– Не имею понятия. Его все еще нет в Нью-Йорке. Думаю, что он позвонит мне сегодня или завтра. О-о-о! Я ему тогда скажу, что думаю по этому поводу.

– Нина, опомнись. Как он мог…

– Он должен, должен был знать. С ним это случается постоянно. Но он ничего мне не сказал, потому что знал, что мне это не понравится. Подожди, когда я доберусь до него… – Она была в ярости.

Одно дело, когда в прессе сообщают, что ты хорошо или плохо спела или вообще отказалась петь, и совсем другое, когда тебя позорят в бульварной газетенке, где полусумасшедшие писаки, которым больше нечего делать, лезут в твою личную жизнь.

– Нина, ты действительно сказала: «Он дает мне больше счастья, чем любой из моих европейских любовников»?

– Да нет же, – чуть не заплакала Нина. – Не говорила я этого! В том-то и дело. Все вранье!

Елена старалась успокоить ее. Но Нина и слышать ничего не хотела. Через полчаса, отказавшись спокойно выслушать доводы подруги, Нина пулей вылетела на улицу и понеслась домой.

Возле дома ее поджидал репортер.

– Мисс Гаггарелли! – окликнул он.

– Ньяньярелли, идиот чертов. Ньяньярелли. Если ты подойдешь ко мне, я позову полицейского.

Она вошла в квартиру.

Люк позвонил через два дня.

– Нина? Ты видела газеты? Как ты себя чувствуешь? – спросил он с тревогой.

– Прекрасно! Я забаррикадировала дверь, я меняю имя, я крашу волосы. Я вообще больше нигде не появлюсь. И я даже не хочу тебя больше видеть!

– Нина…

– Ты ведь знал, что так будет. Знал? Сам-то ты решил отсидеться в Кливленде…

– В Чикаго.

– Все равно. Где бы то ни было. Я уже прошла через всю эту грязь, когда разводилась с Филиппом, и не хочу повторения.

– Нина, возьми себя в руки.

– Именно это я сейчас и делаю. Надо было быть сумасшедшей, чтобы связаться с тобой.

Оба замолчали. У нее раскалывалась голова. Нине вдруг захотелось, чтобы он был рядом.

– Люк. – Ее голос звучал жалобно.

– Я буду дома через четыре дня. Мы все уладим.

Следующие дни были просто сумасшедшими. Ей пришлось отключить телефон: она была единственной Ниной Ньяньярелли в телефонной книге и ей без конца звонили самые разные люди. Она подала заявление, чтобы ее фамилию из книги изъяли.

Кто-то в Чикаго раздобыл счет Люка в отеле. Три междугородних звонка в ее квартиру из его гостиницы подтвердили слухи. Репортеры скандальной хроники провожали Нину до служебного подъезда оперы и поджидали там. Однако, как отметила Нина, невежи покупкой билетов себя не затрудняли. Ее фотографировали в самых неожиданных местах: в овощном магазине, когда она ловила такси, в парикмахерской и, конечно, когда она шла в квартиру Люка кормить его злосчастную рыбку.

Какой-то молодой человек приятной наружности, казалось, просто поселился на тротуаре возле ее дома.

– За что вы меня мучаете? – взмолилась она.

– Это всего лишь моя работа, – ответил он и нажал кнопку фотоаппарата.

Нина разбила его камеру.

Вернувшись в Нью-Йорк, Люк сразу приехал к ней. Она бросилась в его объятия, стремясь найти в них покой и защиту.

– Привет, – других слов у нее не нашлось.

Люк крепко обнял ее и какое-то время не отпускал.

– Ты поверишь мне, если я пообещаю, что через несколько дней это все утихнет? – спросил он.