|
тот же слог, те же манеры. Он ухаживает за любой попавшейся ему на глаза юбкой, ведет более чем легкомысленные беседы, не считая нужным завуалировать откровенный смысл своих речей целомудренными выражениями, он предпочитает вульгарности. Он не замолкая хвастается своими победами и, упоминая ту или иную даму из Турина, небрежно бросает: „Ну, эта тоже переспала со мной“.
Кто-то упомянул одну семью из высшей аристократии, он улыбнулся и презрительно процедил, что и мать и дочь были его любовницами. Наполеон III более терпимо, чем граф де Вьель-Кастель, отнесся к манерам Виктора-Эммануила. Когда император понял, что король Пьемонта, как и он сам, большой волокита, он решил сделать все от него зависящее, чтобы его гость сохранил о Франции неизгладимое впечатление. Однажды вечером в Опере, видя, что Виктор-Эммануил рассматривает в лорнет танцовщицу, он шепнул ему: — Вам понравилась эта малышка? Король опустил лорнет. — Да, очень. Сколько она может стоить? Наполеон III улыбнулся. — Не знаю. Спросите у Бацочи, он должен быть в курсе. Виктор-Эммануил обернулся к первому камергеру, которого называли «главным распорядителем императорского досуга». — Вы знаете эту танцовщицу? — Третью справа? Это Евгения Фикр. Она очаровательна и легко доступна. О ней даже сочинили четверостишие: Евгению мышку-малышку Увидел паша. — Плати, — сказала малышка, - Увидишь мои антраша. Щеки Виктора-Эммануила порозовели. — Сколько? — прохрипел он. — О! Сир… Вашему Высочеству она обойдется в пятьдесят луидоров. — Черт побери! Так дорого? Наполеон III улыбнулся: — Запишите на мой счет, Бацочи.
В то время как Виктор-Эммануил хвастался своими победами и проводил время с танцовщицами, Кавур действовал. Он встречался с Валевски, министром иностранных дел, пытался заинтересовать его Италией и старательно подготавливал приезд графини Кастильской. Алэн Деко (к которому придется еще возвращаться в связи с «дамой сердца Европы») писал: «Это может показаться удивительным и даже романтичным, но речь шла именно о подготовке появления Вирджинии в Париже». В кругу восхищенных слушателей Кавур вдохновенно описывал внешность зеленоглазой графини, ее элегантность и обаяние. Многие интересовались, не собирается ли она в один прекрасный день объявиться в Париже. Первый министр с сомнением качал головой: — Возможно… Вскоре в Париже все говорили только о графине Кастильской. Виктор-Эммануил и Кавур отправились в Лондон, чтобы засвидетельствовать свое почтение королеве Виктории, а затем вернулись в Турин. Вирджиния, которой за несколько дней до этого тайный агент передал шифр для постоянной связи с Кавуром, упаковывала багаж. Хлопоты, связанные с отъездом, не мешали пылкой графине уделять некоторое время приятным пустякам, как свидетельствует ее дневник. «12 декабря, среда. Была занята: упаковывала сундуки. В час пришел Дориа. Поболтали в моей комнате на канапе. Т до трех часов». При таком ритме жизни ей потребовалась неделя для того, чтобы упаковать вещи. 17-го числа, накануне отъезда, пришел Амброджио Дориа, чтобы попрощаться с Вирджинией. Он плакал. Она изо всех сил старалась утешить его. «Дориа в моей спальне, на канапе, потом у камина, на полу. Т. Т.». Через несколько часов, когда она застегивала последние чемоданы, ее оповестили, что король ожидает ее в саду. Пришло ли ей в голову, что Виктор-Эммануил настроен решительно? Во всяком случае, она отпустила прислугу и только после этого пригласила короля в гостиную. |
