— А после операции? — спросил босс.

— Две минуты на то, чтобы спуститься с крана и через проход под «Рейберн-билдинг» выйти к станции метро «Южная Столичная». Как только этот… — он остановился. — Как только Ксан доберется до метро, они его уже никогда не найдут; за несколько минут можно оказаться на другом конце Вашингтона.

— А не перехватят его за эти три минуты пятнадцать секунд? — спросил сенатор, которого лично Ксан совершенно не интересовал, но он не был уверен в том, как поведет себя маленький человечек, когда его схватят.

— С уверенностью ничего нельзя утверждать, кто же знает, как сложатся дела в первые пять минут! — ответил босс и снова обратился к Тони: — Машина в полном порядке?

— Конечно. Готова хоть для гонок в Дайтоне.

Был холодный мартовский день, но сенатор промокнул вспотевший лоб.

— Ксан, твое слово, — сказал босс.

Ксан за последние два дня довел свои действия до автоматизма. Обе ночи он спал на верхушке крана, винтовка была там же:

— Двадцатичетырехчасовая забастовка начинается сегодня в шесть вечера.

— Отлично, — сказал босс. Он потушил сигарету и зажег новую. — Я буду на углу Девятой и Пенсильвания-стрит, свяжусь с вами в десять тридцать. Дам сигнал, как только машина пройдет мимо меня. Мой знак будет означать, что у вас в запасе три минуты и сорок пять секунд. Хватит ли вам этого времени?

— Мне достаточно двух с половиной минут, — сказал Ксан.

— В самый обрез, не так ли? — спросил сенатор, все еще обильно потея.

— Может быть… И в таком случае вы должны задержать его на ступенях, потому что мы не хотим подвергать Ксана опасности дольше, чем необходимо, — сказал босс. — Чем дольше Ксан будет на виду, тем больше шансов, что его могут засечь с вертолета Секретной Службы.

Сенатор повернулся к вьетнамцу.

— Сколько времени займет сборка винтовки? — спросил он, пытаясь нащупать слабое место плана — так обычно поступают на заседаниях сенатских комиссий.

— Две минуты, чтобы собрать ружье, и тридцать секунд, чтобы занять позицию для стрельбы. Еще две минуты, чтобы разобрать ружье и вернуть его на место. Это винтовка «вомхуф супер-экспресс» калибра 5,6: пули весом семьдесят семь гран со скоростью на вылете в три тысячи четыреста восемьдесят футов в секунду, что предполагает силу удара в две тысячи футо-фунтов. На языке криминалистов это означает, что в безветренную погоду я с двухсот футов попаду ему в лоб с точностью до полу дюйма.

— Устраивает? — спросил у сенатора босс.

— Думаю, что да, — сказал тот и погрузился в мрачное молчание, вытирая постоянно потеющий лоб.

Затем что-то еще пришло ему в голову, и он собрался было снова задавать вопросы, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетел Маттсон.

— Прошу прощения, босс. Но у меня есть новости.

— Приятные, надеюсь?

— Боюсь, что плохие, босс, очень плохие, — сказал Маттсон, переводя дыхание. Все с тревогой ждали. — Его имя Марк Эндрью.

— Кто это? — спросил босс.

— Человек из ФБР — это он был в больнице с Колвертом, а не Стеймс.

— Начните-ка с самого начала, — сказал босс, закуривая новую сигарету.

Маттсон сделал глубокий вдох.