Маттсон сделал глубокий вдох.
— Я был у жены Стеймса, пришел к ней выразить соболезнование, и она рассказала мне, как Стеймс провел тот вечер, вплоть до муссаки. Она меня и вывела на Марка Эндрью. Я засек его и в последние сорок восемь часов ходил за ним по пятам. У себя на службе он числится в двухнедельном отпуске, но для отпускника он очень странно проводит время. Я видел его в штаб-квартире ФБР и в близлежащем ресторане вместе с докторшей из больницы Вудро Вильсона. И еще он шныряет повсюду в Сенате.
Сенатор вздрогнул.
— Эта милая докторша дежурила накануне той ночи, когда я покончил с греком и с тем черным.
— Значит, они все знают, — быстро сказал босс. — Но тогда почему мы еще здесь?
— Поспешный вывод… Похоже, никто ничего не знает. Ни ФБР, ни Секретная Служба.
— Почему же Эндрью занимается этим делом?
— Я думаю, что он тоже практически ничего не знает, — ответил Маттсон. — Так, бродит в потемках. Возможно, чего-то там он услышал от грека-официанта и стал работать на свой страх и риск, а это не в практике ФБР.
— Не вижу логики, — сказал босс.
— Правила ФБР предписывают действовать в паре или втроем, так что тут должна была бы вертеться дюжина парней, — пояснил Маттсон. — Даже если бы их было всего шесть или семь, я бы обязательно что-нибудь услышал, хотя бы от кого-нибудь из моих знакомых.
— Кто-нибудь упоминал дату в присутствии грека? — нервничая, спросил сенатор.
— Не припоминаю. Но в любом случае есть только одна возможность быть уверенным, что они ничего не узнают, — сказал босс.
— Какая? — спросил Маттсон.
Босс помедлил, закурил еще одну сигарету и сказал:
— Убрать Эндрью… Да, да! Если расследование ведется, они изменят завтрашнее расписание президента. Мы это увидим и сразу же разъедемся далеко и надолго! Им не добраться до нашей теплой компании…
Босс повернулся к неудержимо потевшему сенатору.
— Если нет никакого расследования, на вашу долю остается только встретить его на ступенях Капитолия и задержать, а мы уж позаботимся об остальном, — хрипло сказал он. — Если завтра мы его не ухлопаем, это будет означать, что мы впустую потратили чертову кучу времени и денег. И уверен, что другого такого шанса нам не представится никогда.
Сенатор застонал:
— Я думаю, все вы тут рехнулись, но у меня нет времени убеждать вас. Я должен вернуться в Сенат, пока там не заметили моего отсутствия.
— Успокойтесь, мы тоже не имеем права проигрывать.
— Может быть, вы и не имеете права, но я хочу дожить хотя бы до конца этого дня.
Он вышел, не простившись. Босс молча обождал, пока за ним закроется дверь.
— Наконец это дерьмо убралось, так что давайте приступим к делу. Кто такой этот Марк Эндрью?
Маттсон дал детальное описание действий Марка за последние сорок восемь часов. Босс вникал в каждую мелочь.
— Что ж, скажем последнее «прости» мистеру Эндрью и посмотрим, что предпримет ФБР. А теперь слушайте внимательно, Маттсон. Вот как мы это сделаем: вы немедленно возвращаетесь в Сенат и…
Маттсон слушал с предельным вниманием; время от времени он делал короткие заметки и кивал головой.
— Есть вопросы?
— Нет, босс.
— И если после этого они выпустят президента из Белого дома, значит, они ничего не знают. И последнее перед тем, как разойтись. Если завтра что-то не получится, каждый должен позаботиться о себе сам. Ясно? Компенсацию получите позже, обычным путем. Наконец последнее: что скрывать, мы можем оказаться и в пиковом положении. |