– Толстый Билли, мне кажется, у тебя уже проблемы.

Должно быть, он согласился с этим, поскольку назвал имя. Если бы Толстый Билли сделал это секундой позже, я бы ничего не узнал, так как на пороге появились его двое приятелей с пистолетами в руках. Послышался женский крик, и мужской тоже, и люди бросились к дверям, что было, на мой взгляд, нелогично, потому что вооруженные мужчины были в дверях. Я схватил Толстого Билли и загородился его тщедушным телом как щитом. Я не знал, станут ли его дружки стрелять в него, но даже такая ненадежная защита могла бы задержать свинцовую пулю.

Я присоединился к толпе, которая отбросила головорезов от дверей, и выждал, пока между мной с Толстым Билли и двумя бандитами с пистолетами наготове не образовалось пустое пространство. Изо всех сил, несмотря на острую боль в ноге, я швырнул в них Билли. Они потеряли равновесие, но не упали. Тогда я воспользовался заминкой и, выбежав из таверны, затерялся в толпе, собравшейся у выхода; чтобы поглазеть на побоище.

Проникнуть в дом не составило никакого труда. В прошлом я проникал в дома бессчетное число раз, но сейчас, делая это ради правосудия, а не с целью ограбления, я испытывал восторг. Дом был больше, чем те, куда мне приходилось проникать прежде. В нем было четыре этажа и множество комнат, в которых могла спать моя жертва. Я пробирался по дому, стараясь не попасться на глаза слугам, которые двигались по коридорам, словно тени, размахивая свечами, будто призванными меня выловить.

Первая спальня, куда я проскользнул, явно была не его. Постель уже была занята. Увидев в темноте силуэт пожилой женщины и услышав, как она бормочет во сне, я вышел и проверил другую спальню. Я заглянул в четыре комнаты, прежде чем нашел еще одну спальню. На этот раз она была пуста, но я узнал камзол, висевший на крючке у двери. Я сел и стал ждать, надеясь, что он не будет кутить всю ночь и что он не уехал из Лондона. Чем скорее он придет, тем скорее исполнится правосудие.

У меня в кармане были песочные часы на полминуты, которые подарил мне бродячий торговец‑тадеско. Перед самым выходом из дядиного дома мне пришло в голову взять их с собой. Мне понравилась идея, что подарок тадеско может найти применение. Если когда‑нибудь я снова его увижу и расскажу, как его часы помогли мне, ему будет приятно.

Я переворачивал часы несколько раз, пока ждал в темноте. Стул, на котором я сидел, оказался на редкость жестким и неудобным, и у меня разболелось бедро, но я терпел боль, зная, что близок к разгадке. После того как Толстый Билли проболтался об украденных акциях и рассказал, кто украл их у старшего Бальфура, я ощутил радость успеха. Истинный смысл того, что узнал, я понял только позднее. До этого момента я был уверен лишь в существовании поддельных акций, теперь же я точно знал, что Бальфура убили из‑за них. Возможно, я не понимал мотивов всех игроков в моей драме, но теперь в этом не было необходимости. Бальфура и моего отца убили, поскольку они хотели рассказать всем о поддельных акциях. Все, что мне было нужно, – это настоящее имя Рочестера.

Каждая минута в темной комнате тянулась бесконечно, но теперь я знал, что я делаю, и больше не блуждал бесцельно, и эта уверенность помогала мне терпеть. Я переворачивал часы. Смотрел, как сыплется песок, и снова переворачивал часы.

Он вернулся непоздно, не было еще и одиннадцати. Я услышал скрип ступеней и шарканье ног, когда он лениво поднимался по лестнице. Я слышал, как он что‑то пробормотал, не то про себя, не то обращаясь к слуге, а потом он медленно и неуверенно повернул дверную ручку. В руке у него была свеча, и он зажег лампу на столике у двери. Комната осветилась мягким оранжевым светом, и, обернувшись, Бальфур увидел меня, сидящего на его стуле с пистолетом, нацеленным. прямо на него.

– Заприте дверь и подойдите поближе, – спокойно сказал я.

Он открыл рот, дабы что‑то сказать, выразить свое возмущение, но, увидев мое лицо в тусклом свете свечи, не отважился.