— Какой умный! — Барон покрутил коротким пальцем под носом у северянина. — Задним числом мы все умные. Я-то еще надеялся отсюда убраться, все по лесу бегал, штаны рвал. Долго бегал, до самых дождей, почитай. Плод и усох. А когда он усохнет да кожура с него слезет — его что ешь, что в задницу засовывай, все едино. Хотел я эту пальму срубить от злости, да тут птички слетелись, ублюдки горбоносые из кустов повылезали и давай меня просвещать. Оказывается, стал я Хранителем кальпаврикши по воле Индры и вынужден поливать сие священное растение, дабы созрел на нем новый Золотой Плод Желаний. А буде кто покусится его украсть, карать татя без пощады и рубить в капусту.

— И долго поливал? — осведомился варвар с набитым ртом.

— А почитай десять лет и поливал, пока новый орех не вызрел. И то сказать, чахнет пальма. Прежде все не так было, но с этим пожелайдеревом, понимаешь, такая история вышла…

И Хранитель поведал Конану, что семя кальпаврикши упало некогда на землю из Садов Индры, и была то проделка самой Богини Смерти Хали. Упало семя аккурат посреди княжества Гадхара. Люди тогда жили здесь безбедно: выжигали небольшие участки джунглей, рыхлили землю и выращивали рис. Рис давал им хлеб и вино, а деревья симул — волокно для одежды. Князей выбирали, а если князь почему-либо переставал народу нравиться, его скармливали крокодилам и выбирали нового. Окруженные непроходимыми джунглями и болотами, гадхарцы не знали ни нужды, ни тревог.

И вдруг всему этому пришел конец. На горе Дейгин выросла огромная пальма, высотой почти до самого неба. Ее огромные ветви раскинулись над землей, погрузив в глубокую тень поля и деревни. Мрак, холод и запустение воцарились вокруг, только сияли под самой кроной огромные золотые орехи, способные сделать счастливыми всех гадхарцев, сообрази они полакомиться их мякотью. Но люди не знали, какое богатство обретается над их головами, а безжалостная Хали очень потешалась этому обстоятельству в своих небесных чертогах.

Без солнечного света засохли деревья, завяла трава, погиб урожай на полях. Скот от голода слабел и тощал. Лесные птицы перестали порхать и распевать свои песни, даже змеи попрятались в глубокие норы. Только хищные звери рыскали в поисках добычи, да шастала в потемках жуткая нечисть, блистая красными как кровь глазами.

Долго отсиживались гадхарцы в своих маленьких хижинах с низкими тростниковыми крышами, но, сообразив наконец, что приходит им конец, порешили всем миром срубить чудовищную пальму.

Застучали топоры, полетели щепки. Весь день, светя себе масляными фонарями, мужчины трудились, обливаясь потом от напряжения и страха. Ночью они пили рисовую раку и жевали бетель, с нетерпением дожидаясь утра. Когда же тусклый свет пробился сквозь огромные листья дерева, они отправились к нему и принялись рвать волосы в отчаянии: пальма стояла целехонькой, без единой царапины, даже подросла немного.

Так повторилось и на следующий день, и еще много-много раз. Дерево стояло точно заколдованное. Нашлись люди, которые стали поговаривать, что некий злой демон помогает проклятой пальме и лучше ее не трогать. Другие возражали: если дерево будет и дальше закрывать солнце, им все равно не жить. Так они спорили, но никто больше не осмеливался подойти к кальпаврикше ни днем, ни ночью.

И тут на помощь приготовившимся погибать гадхарцам пришел один деревенский дурачок. Известно, дурачкам все как с гуся вода, и страх им редко ведом. Мать отправила его отнести отцу рисовых лепешек, юнец заблудился и просидел ночь в кустах возле самого пожелайдерева.

— Это все проделки большого свирепого тигра, — сказал он людям, когда нашелся. — Ночью он приходит и зализывает раны на дереве. Он хочет сохранить пальму, потому что под ней темно, а в темноте ему ловчее охотиться.