Тут он заметил, что Ка Фрей очнулась и смотрит на него широко открытыми глазами. Конан подмигнул девушке, надеясь, что она видит его лицо в полумраке, царившем в низине.

Бертудо все еще стоял опустив голову и разглядывая свои грязные босые ступни. Вдруг, что-то решив, он обернулся к серолицым и горячо заговорил, издавая каркающие, похожие на рокот падающих камней звуки. Он указывал вверх, потом на киммерийца, потом себе на лицо, под ноги, и снова на пленника. Конан разобрал слова: «Мтрга-нронро!», произнося которые жрец мотал головой и хлопал себя по щекам так, что хлопья засохшей грязи летели во все стороны. Наконец дикарь, недавно тыкавший в пленника пальцем, кивнул и выкрикнул: «Стржгорджа! Пдзрмгну-ву, глз-ва!», после чего сел в грязь и принялся ковырять в зубах щепкой.

Аргосец застыл с открытым ртом, тараща на него глаза и слегка покачиваясь. Поняв, что жрец о чем-то договорился с аборигеном, Конан решил подать голос.

— Ты смог их убедить? — спросил он.

— Да, — кивнул Бертудо, — я сказал, что лицо и тело твое покрыты шрамами, и если они тебя съедят, то станут очень некрасивыми. Поэтому есть тебя не будут.

— Ты получишь золотой перстень, когда… — начал было Конан, но аргосец прервал его нетерпеливым взмахом руки.

— Еще Крыгтпрыга сказал, что если тебя отпустить, ты попадешь под землю и должен будешь навсегда уснуть, если не положишь в рот чей-то глаз — этих слов я не понял. Посему ыухе решили явить свою милость: есть тебя не будут, ибо полагают, что нет ничего лучше их внешности. Они просто сдерут с тебя кожу и повесят у входа в шалаш королевы, дабы своим уродством кожа отгоняла леопардов.

Рев, вырвавшийся из груди варвара, был столь мощен, что многие дикари попадали на землю, а шаманы принялись трясти головами, словно вытряхивая из ушей воду. Потом один из служителей Священной Лягушки треснул костью-дубинкой по голове ближайшего соплеменника, и тот, вскочив и подбежав к пленнику, проворно обмотал нижнюю часть его лица паутиной, заклеив рот и прекратив тем самым ужасные звуки. После этого мертволицые словно разом забыли о киммерийце, устремив свое внимание на другую жертву.

Шаманы подошли к вендийке и принялись ее внимательно разглядывать, отчего несчастная Ка сначала залилась пунцовой краской, а потом закрыла глаза и, кажется, снова лишилась чувств. Один из серолицых с глубокомысленным видом потыкал ногтем в бедро девушке и что-то крикнул. Остальные согласно закивали и помахали дубинками.

— Мужайся, сын мой, — услышал Конан голос аргосца, оставшегося рядом, — моли Митру, чтобы твои мучения не продлились слишком долго. Спутнице твоей повезло больше: ее не станут убивать, напротив, сделают своей королевой. Ибо старой Озрдгре суждено сегодня умереть…

Он осекся, увидев, как яростно сверкнули синие глаза северянина. Потом робко заключил:

— На все воля Подателя Жизни, и грешно роптать на участь, нам уготованную.

Тем временем возле крытого пальмовыми листьями шалаша произошло какое-то движение, и Конан увидел, как шестеро дикарей вынесли наружу тощее старушечье Тело, покрытое темной коркой нечистот. Он решил было, что несут труп, но королева вдруг слабо шевельнулась и даже подняла руку, словно приветствуя своих подданных.

И еще одна процессия выступила из гущи кустов: голые воины, вооруженные остро отесанными камнями, несли на плечах странное существо: человека, лишенного рук и ног, с изуродованным лицом, на котором страшно темнели пустые глазницы…

— Это король племени, — шепнул Бертудо, наклонившись к пленнику, — ыухе лишают своих повелителей зрения, дабы те не отвлекались суетным зрелищем повседневности.