— Лаппа? Собака?!

Киммериец не смог скрыть изумления.

— Да, — вздохнул Абдрасан, — любимый пес раджуба. Однажды он исчез из дворца. Рассказывают, что когда Лаппа появился возле шатра Рижаса, гадхарец, знавший чья это собака, воскликнул: «Даже неразумный зверь выбирает сторону сильнейшего!» И взял пса к себе. Лаппа лизал сапоги надменного военачальника, а ночью отгрыз ему голову, выскользнул из шатра, вернулся со своей ношей в Дангун и положил голову Рижаса к подножию трона…

Варвар был в восторге.

— Аи да зверюга! — воскликнул он, снова сожалея об отсутствии кубка, на сей раз заздравного. — Пес, конечно, получил самую жирную… Кром! Да ведь раджуб обещал тому, кто принесет голову, свою дочь!

— Вот именно, — голос Абдрасана звучал печально, — обещал. А слово раджуба — закон, и награда по праву причиталась Лаппе, который спас город: после страшной гибели своего предводителя гадхарцы сняли осаду и убрались восвояси. Посему Саббха стал думать, как выйти из создавшегося положения. Он обратился за советом к лесной женщине, жрице бога Сомы, и та обещала помочь…

— Опять колдовство, — пробурчал Конан себе под нос. Он уже догадывался, что добром эта затея Саббхи не кончилась.

Вичитравирья — так звали колдунью — явилась в Дангун и обещала помочь. Она открыла клинхам имя странного существа, спасшего некогда их повелителя от леопарда. Снейгу была последней в роду созданий, населявших земли Вендии столь давно, что память о тех временах почти изгладилась из людской памяти. Ее трехголовые предки были полусобаками-полудраконами, крылатыми порождениями демиургов, посланными небожителями в помощь древним властителям в их борьбе с Силами Тьмы. Издавна эти существа жили бок о бок с людьми, а когда срок жизни великого воина или прославленного короля подходил к концу, жрецы вырезали у него из груди еще живое, трепещущее сердце и отдавали предкам Снейгу, так что частица души героя переходила к ним — по заветам богов.

Потом наступили дни великих катастроф, и лишь немногие трехголовые их пережили. Постепенно они вырождались, теряя мощь и утрачивая способность летать, но капли крови древних героев все еще передавались из поколения в поколение, пока последняя представительница собак-драконов не пала, защищая человека. Она погибла, родив незадолго до того Лаппу, обычного с виду щенка, в теле которого, однако, трепетала еще священная искра.

Ее и предстояло разжечь с помощью бога Луны, покровителя всех превращений.

По приказу Вичитравирьи мастера отлили тонкостенный золотой купол и установили на алтаре, где еще недавно покоился Моррокан. Колдунья велела поместить пса под сверкающую полусферу и в ночь полнолуния совершила необходимый обряд. Она строго-настрого запретила поднимать купол до тех пор, пока существо, порожденное ее волшебством из тела собаки, само не выйдет из своего убежища, — с тем и удалилась.

Прошел день, другой — из-под золотой полусферы не доносилось ни звука. На пятый день страшное беспокойство охватило всех, кто знал о чародействе: что бы ни происходило с собакой, Лаппа мог умереть от голода. И больше всех волновалась принцесса Силла. Трудно сказать, что больше ее мучило: сострадание к мужественному псу или любопытство, порожденное рассказами колдуньи о древних героях, в одного из которых суждено было ему обратиться. Что если прекрасный суженный явится мертвым, погибнувшим от истощения? Мысль эта была столь нестерпима, что принцесса, захватив поднос с фруктами, тайком пробралась ночью в зал и приподняла купол…

— Так и знал! — прервал тут рассказ Абдрасана варвар. — Говаривал один кордавский палач, разогревая свое клеймо: «Все зло от женщин». Мыслю, ничего хорошего она под тем золотым горшком не увидела.