Солнце, давно перевалившее зенит, нещадно жгло спину. Он стоял на помосте с раннего утра, когда началось празднество, посвященное последнему дню Халипуджи, а значит — последнему дню его правления. Стоял, не прикасаясь к шесту, укрепленному рядом, и люди кричали ему восторженные слова, видя, как мужественно Одноногий Синг выдерживает испытание, сулившее обильный урожай и спокойную жизнь.

Впрочем, Конан готов был стоять хоть до вечера: ему нравилось наблюдать воинские игры гадхарских гвардейцев.

С самого утра толпа на площади была переполнена пуджарами. Всю первую половину дня они бродили среди веселящихся горожан, отдыхали в тени домов, тут же готовили пищу на кострах и пили бханг, напиток из тертых листьев травы амок. Они давали бханг своим коням и собакам, кони возбужденно ржали, рвали удила, а псы щерились друг на друга и норовили завязать драку.

Жрецы в черных тогах тем временем совершили свой ритуальный танец вокруг помоста, полили рисовую гору священной водой и принялись за публику. Для этой цели служили специальные метелки, которые служители Богини Смерти окунали в пустотелые, наполненные водой рога, а потом махали над головами толпы, брызгая на всех поровну. Киммериец прикинул, что подобным образом котел не опустеет до завтрашнего утра, но забыл обо всем, как только начались игрища рыцарей воинской смерти.

Когда колесница Индры поднялась высоко в небо, из боковой улицы появилась процессия гвардейцев. Впереди на слоне в раззолоченном паланкине ехал их начальник, доблестный Кашьяна. За ним в беспорядке скакали на опьяненных конях босоногие всадники, а следом валом валила толпа пеших пуджар, не ведавших, как видно, воинского строя. Мелькали сине-желтые кафтаны, бесчисленными вспышками блестели золоченые наконечники копий.

Воины, бывшие на площади, присоединились к своим товарищам, и началась игра со смертью: скачки и поединки, звон стали о сталь, боевые крики и сверкание летящих чакр, молниями прочерчивающих плотные клубы пыли.

А над всем возвышался мрачный и величественный храм, и оттуда, незримая, глядела на это зрелище покровительница гадхарцев — девятирукая Хал и. Несколько раз почудилось Конану между острыми, как клыки, шпилями некое марево, но, может быть, просто дрожал знойный воздух над нагретой крышей. Во всяком случае, Богиня Смерти пока не препятствовала варвару в его предприятии. Надолго ли?

Все складывалось удачно, даже слишком удачно. Киммериец вспомнил, какое лицо было у Вегавана, когда тот увидел варвара с рыбиной в руках. Там, в черном шатре, под которым скрывался бассейн (сейчас он виднелся слева от помоста, освобожденный от матерчатого укрытия, с прозрачной чистой водой, в которой играли солнечные блики), киммериец, прежде чем раздеться, достал из сумки подарок Тримры. Полип неярко светился внутри ореха за слюдяным оконцем. Держа в руке кинжал, Конан осторожно погрузился в темную воду, поводя необычным фонарем вправо-влево.

Сначала он ничего не увидел. Потом в мутных глубинах мелькнула быстрая тень и снова исчезла. Варвар поплыл наугад, готовый пронзить кинжалом первую же неосторожную тварь. Вдруг он вспомнил, что забыл спросить раджуба: следует ли извлечь рыбу целой и невредимой или это не оговорено правилами? Кажется, дурачок Синг появился из реки с живой закуской…

Он доплыл до стены бассейна и двинулся вдоль, отталкиваясь кулаком, сжимавшим рукоять кинжала. И увидел нечто, отчего чуть не расхохотался — только вода помешала. В углу, там где сходились каменные стенки, привязанный за хвост к железному крюку, печально шевелил плавниками здоровенный белобрюхий язь.

Так вот почему так морщил нос вазам, когда раджуб объявил, что млеччх отправится на рыбалку первым! Боялся, старый пройдоха, что варвар наткнется на его заготовку. Так и случилось.

Конан обрезал веревку, освободил хвост пленника дворцовых интриг и, сохранив рыбине жизнь, потащил наверх…

Вазам удалился в шатер, долго в нем пробыл, а когда вышел, завернутый в мокрое полотно, объявил, что удача сегодня не на его стороне.