Он не винил судей апелляционного суда, но резко высказывался в адрес судьи, принявшего вердикт жюри присяжных. К самим присяжным адвокат был довольно снисходителен, называя их людьми, несведущими в правовых вопросах, которых злонамеренно ввели в заблуждение. Одним из тех, кто повлиял на них, он называл Эрдала Джастера, а основным виновником несправедливого судебного решения объявлялся Томас Питт:

«…Этот в высшей степени нетерпимый человек, злоупотребляющий своими должностными полномочиями для осуществления личной вендетты в отношении представителей имущих классов за то, что его отец был осужден за воровство, когда сам он был слишком молод, чтобы осознавать необходимость и справедливость такой меры. С тех пор он постоянно бросал вызов властям всеми способами, какие только могло подсказать ему его воображение, и не раз был на грани того, чтобы лишиться своей должности, а вместе с ней и полномочий, которые ему так необходимы. Чтобы никто не заблуждался на его счет, стоит сказать, что это чрезвычайно амбициозный человек, имеющий жену, которая требует больших средств на свое содержание, и сам всеми силами старающийся производить впечатление джентльмена. Однако государственные служащие, призванные стоять на страже закона, должны быть беспристрастными и справедливыми в отношении всех граждан, никого не бояться и никому не благоволить. В этом состоит основа правосудия».

Дальше статья продолжалась в том же духе, но суперинтендант лишь пробежал ее остаток глазами, время от времени выхватывая отдельные фразы. Шарлотта, сидевшая напротив него за столом с ложкой в руке, с тревогой наблюдала за мужем. Что он мог сказать ей? Если она прочитала статью, то, вероятно, сначала испытала негодование, а затем страх за него. И если избегать разговора на эту тему, будет только хуже.

– В чем дело, Томас? – спросила наконец Шарлотта.

Ее голос прервал ход его мыслей.

– Реджи Глив написал довольно злобную статью об этом деле, – ответил полицейский. – Апелляцию Эдинетта отклонили, и это его сильно огорчило. Если помнишь, он защищал его. Вероятно, он действительно считает его невиновным.

Шарлотта смотрела на мужа, сощурив глаза и не столько слушая произносимые им слова, сколько изучая выражение его лица.

Питт выдавил из себя улыбку.

– Есть еще чай?

Он сложил газету и несколько секунд сидел в нерешительности. Если забрать ее с собой, жена вполне может выйти на улицу и купить другую. Да и сам факт, что он не хочет, чтобы она читала газету, еще больше встревожит ее. В конце концов глава семейства положил газету на стол.

Миссис Питт отложила ложку в сторону и налила ему чаю. Она не произнесла больше ни слова, но суперинтендант знал, что, как только за ним закроется дверь, статья будет тут же прочитана.

В средине дня заместитель комиссара полиции Джон Корнуоллис вызвал Питта к себе. Переступая порог его кабинета, Томас уже знал, что произошло что-то серьезное. Он представлял себе какое-нибудь чрезвычайно сложное и деликатное дело – возможно, сходное с убийством Феттерса, – в котором замешана какая-нибудь важная персона. В последнее время он занимался в основном именно такими делами.

Корнуоллис стоял рядом со столом, как будто только что расхаживал по кабинету, не желая садиться. Это был стройный мужчина среднего роста. Основную часть своей жизни он прослужил в военно-морском флоте, и, глядя на него, еще и сейчас можно было подумать, что ему больше подходит командовать матросами на корабле, противостоя природной стихии, чем лавировать в изменчивом море политики и общественного мнения.

– Слушаю вас, сэр, – сказал Питт.

Его начальник выглядел подавленным – словно он долгое время искал слова, которые должен был сказать, но так и не смог подобрать их.