— Отец, — молвил Флоризель, — не знаю, что со мною теперь будет. О, я хотел бы быть принцем!

Король и королева Богемии так и не открыли сыну тайну его происхождения, ибо что толку быть принцем, если королевства-то нет?

Король, ныне известный под именем Р. Блумсбери, эсквайра, поглядел на сына сквозь очки.

— С какой стати?

— Потому что я взял да и влюбился по уши в принцессу Кандиду.

Отец задумчиво потер нос чернильной ручкой.

— Хм! — сказал он. — Высоко метишь. Боюсь, что выбор твой несколько опрометчив.

— О каком выборе может идти речь! — воскликнул принц в отчаянии. Выбора-то у меня и не было. Один ее взгляд — и я погиб! Или не знаешь, как это бывает? Я совсем не хотел влюбляться. Ох, отец, это такая мука! Что мне делать?

Помолчав и обдумав дело со всех сторон, отец ответствовал:

— Терпеть, полагаю.

— Но я не могу — мне необходимо видеть ее каждый день! Все остальное не имеет ни малейшего значения.

— Боже мой! — воскликнул отец.

— Нельзя ли мне переодеться принцем и попытаться хоть чуть-чуть ей понравиться?

— Переодевание, тобою предложенное, в данный момент выходит за рамки наших финансовых возможностей.

— Тогда я переоденусь лифтером, — решил Флоризель.

И, более того, сделал это. Отец его не вмешивался. Он полагал, что молодые люди сами должны улаживать свои сердечные дела.

Засим, когда лифт был готов, а принцесса и ее придворные дамы столпились вокруг, дабы опробовать новинку, в кабине обнаружился Флоризель, одетый в белые атласные лосины до колен и куртку с перламутровыми пуговицами. На башмаках его поблескивала серебряные пряжки, а на лацкане куртки, там, куда на свадьбах прикалывают цветок, красовалась булавка с опалом.

Увидев Флоризеля, принцесса объявила:

— Имейте в виду, девушки, что ни одна из вас порога лифта не переступит. Это мой лифт. А вы можете пользоваться общим лифтом или подниматься по перламутровой лестнице, как обычно.

С этими словами принцесса вошла в кабину, серебряные двери закрылись с тихим щелчком и лифт пошел вверх, унося ее и его.

На принцессе было белое шелковое платье, под цвет нового лифта, и серебряные пряжки на туфельках, совсем как у лифтера; на шейке переливалась нить жемчуга, серебряная цепочка с опалами перехватывала темные волосы, а на груди благоухала жасминовая бутоньерка. Когда лифт исчез из виду, самая юная фрейлина прошептала:

— Что за прелестная пара! Они просто созданы друг для друга! Какая жалость, что он лифтер! А на вид — вылитый принц.

— Придержи язык, глупая, — приказала самая старшая из фрейлин, отвешивая провинившейся пощечину.

Все утро принцесса каталась на лифте вверх и вниз. А когда ей пришлось, наконец, выйти из кабины, потому что дворцовый колокол уже трижды прозвонил на ланч, и на столе остывал жареный павлин, самая старшая фрейлина заметила, что у Лифтера к куртке опаловой булавкой приколот цветок жасмина.

Самая старшая фрейлина стала приглядываться к принцессе. Однако после первого дня принцесса вызывала лифт вроде бы только в силу необходимости, и всякий раз брала с собою в кабину самую юную фрейлину. Засим, хотя в петлице у Лифтера всегда был цветок, логично было усмотреть в этом заботу любящей матушки.

— Ах я вздорная, подозрительная глупышка! — сказала себе старшая фрейлина. — Разумеется, принцессу забавлял лифт, и то только поначалу. Разве может принцесса увлечься лифтером?

А надо сказать, что когда люди влюблены и желают убедиться во взаимных чувствах своего избранника, они пойдут на любой риск, чтобы выяснить интересующий их вопрос.