Щурясь от окружающей меня стерильной белизны, я дула на горячую воду, которая плескалась в чашке. Здесь, в реальности, было столько шума, хаоса, суеты. Одноразовая простыня на кровати шелестела. Черное пластиковое устройство, закрепленное на кончике пальца, передавало жизненные показатели на экран, где пульсировали разноцветные огни.

Ко мне подкрадывалось изнеможение, но я слишком устала, чтобы уснуть. Кроме того, я, вероятно, скатилась бы на пол с узкой койки, застеленной скользкой бумажной простыней.

Мне хотелось знать, позвонил ли кто-нибудь маме. Должен же кто-то сказать ей, что я жива. Но пока еще у меня даже не спросили мое полное имя.

Я засунула руку в карман, но телефон исчез. Разумеется, я его выронила. Я вздохнула и застегнула молнию надетой поверх порезанной футболки худи. Хорошо хоть, что никто не напялил на меня больничную пижаму. Может, мне позволят просто уйти.

Конечно, у меня не было ни машины, ни крупной суммы наличных, и багаж мой остался в самолете. Мысли прекратили крутиться вокруг происшествия в аэропорту, и я сосредоточилась на досадном отсутствии мобильника.

– Паршивцы террористы, – тихо выругалась я.

– Вы не должны произносить это слово.

Я подняла глаза. В дверях стоял маленький мальчик, возможно, лет десяти. Он был в красном дождевике из синтетики, блестящем и мокром.

– Прости, – извинилась я.

– Ладно, – он воспринял извинение как разрешение зайти в комнату, – не мне указывать взрослым, чего им не говорить, даже если они сквернословят. Ты ведь взрослая?

– Смотря как посмотреть, но в сравнении с тобой – да.

– Ага, – кивнул он. – Я – Том.

– Лиззи, – представилась я. Голова налилась свинцом: террористы, врачи, загробный мир, да еще незнакомый малыш – никто не дает мне поспать.

С его дождевика на пол стекала вода.

– Идет дождь?

– Нет, но шел.

– Понятно, – пробормотала я, ничего толком не понимая: все-таки уже наступили заморозки, какой еще дождь на улице? Из-под подола дождевика выглядывали босые ноги Тома.

– Когда был дождь? – уточнила я.

– Когда меня сбила машина, – ответил Том.

Я почувствовала, как кусок льда, который растаял благодаря поцелую Ямараджи, заскользил вниз по позвоночнику, подобно холодному пальцу. Казалось, что вся больница разом утихла, словно звук высосало нечто голодное до шума, гула голосов и жизни.

Я зажмурилась, но тотчас открыла глаза. Том стоял у двери и странно смотрел на меня.

– Ты как, Лиззи?

– Не знаю, думаю, я умирала сегодня.

– Не бойся, больно только вначале, – сказал он, нахмурившись. – А ты светишься, как та милая леди, которая приходит.

– Милая леди?

– Та леди, что не мертва. Она – мой друг.

– А… – протянула я. Мне казался далеким собственный голос, как будто я уже крепко заснула и в мои сны просачивался чужой разговор.

– Она приходит каждую неделю и болтает со мной, – Том залез в карман и вытащил что-то мокрое. – Хочешь жвачки?

– Нет, спасибо. – Я чувствовала, как сердце бьется все ровнее, и покосилась на приборы у моей койки.

Я светилась, как Ямараджа и та женщина, которая навещает призраков.

– Послушай, Том, ночь у меня выдалась жуткая.