– И вы туда же, – пробормотал Ментакай. – Обычная ошибка – совершать поспешные поступки, не обдумав последствий. Поди рассуди потом, кто был прав!

Слова, которые могут быть применены к любому роду деятельности, подумал Темрай, в том числе и к осаде городов.

– Полагаю, нужно начать сначала, и на этот раз в правильном порядке. Прикажите вытащить водяное колесо, снять с оси и сначала насадить ветряное. Потом – опять водяное.

Однако вытащить водяное колесо из реки оказалось куда труднее, чем его туда опустить. Сложность состояла хотя бы в том, что колесо вращалось как сумасшедшее, и приближаться к нему было опасно.

«Наверняка совет начался, сейчас уже за полдень, – вспомнил Темрай. – Ну и пусть. Они отлично могут посоветоваться без меня, ясно же, что у нас нет ничего нового сказать друг другу».

А тут насаживали ветряное колесо, все прошло с изумительной легкостью – похоже, впрок пошли предыдущие ошибки. Однако вторая попытка насадки водяного колеса не принесла удачи – несколько веревок перетерлось и разом оборвались, сломался один из кранов, работников по пояс окатило водой от большого груза, с высоты свалившегося в реку. Механики начали выходить из себя, зрители отпускали ехидные комментарии. Раздался общий вздох облегчения, когда наконец водяное колесо начало вращаться, а ветряное – повторять его движение. Это был настоящий успех, больше, чем успех, – достижение, оправдавшее затраченные усилия.

– Назад! – раздался чей-то истошный крик, но к моменту, как рабочие сообразили, что происходит, было уже поздно. Три огромных камня, пущенных требушетом с угловой башни, просвистели в воздухе и приземлились; один – в реку, подняв огромным всплеском фонтан брызг до самого неба. Второй – прямо на водяное колесо, раздавливая его в щепы, разнося козлы, ломая пополам ось и размазывая тело Ментакая по тому, что осталось от его проекта. Третий камень упал в самую середину толпы зрителей, убив мужчину и женщину и придавив ноги мальчику-подростку.

Казалось, шок от произошедшего будет длиться вечно. Наконец гробовую тишину прорезал женский визг, несколько человек бросились к камню, придавившему мальчика, и принялись толкать его что есть силы; остальная толпа заколыхалась, не зная, то ли помочь спасателям, то ли бежать прятаться на случай, если полетят еще камни.

Темрай проделал путь сквозь толпу, расталкивая рабочих, будто прикованных к месту, где только что красовался плод их труда. По пути он отдавал приказы – послал за лекарями, велел доставить из лагеря пять новых требушетов и установить их для ответного залпа. Деятельность командира помогала ему сладить с неразберихой и паникой в собственной голове, где картины горящего лагеря и пылающих на воде плотов мешались с образом костной мельницы – той самой, которую он помнил стоящей по ту сторону городской стены, так же сломанной и разбитой в щепы, как ее здешняя имитация. И ее закрома, наполненные костьми тысяч мужчин и женщин, как горожан, так и кочевников, бездумно и бессмысленно скормленных все еще вращающимся жерновам.

Камень сдвинули достаточно, чтобы вытащить раненого мальчика, он был все еще жив и раскрывал рот в беззвучном крике боли, но из горла выходили только хрипы. Кто-то упомянул, что погибшие мужчина и женщина, чьи тела все еще оставались под камнем, – родители парнишки. Темрай взял это на заметку и на время отложил знание подальше, чтобы вернуться к нему несколько погодя.

Приволокли первый из пяти требушетов; мулов отвязали от останков крана и подключили к работе. Но теперь животные твердо решили упереться и не двигались, так что щелчки кнута перемежались страшными ругательствами для пущего эффекта. Кто-то сообразил, что требушет-то здесь, но нет камня для выстрела.