Во втором часу ночи двери камеры распахнулись. По нарам заскользили, перекрещиваясь, зловещие лучи фонарей. Кун с порога быстро зачитал список:

- Перечисленные лица пускай собираются, сейчас мы их заберем отсюда!

Степан Шаумян слез с нар, обнял сына, заговорил спокойно и очень серьезно, как со взрослым, чтобы не падал духом. Потом он обнял всех остальных и вышел. За ним переступил порог Иван Фиолетов и вдруг заволновался, услышав из женской камеры голоса.

- Оля! - позвал он. - Олечка!

- Ванечка, я всегда с тобой! Помни меня! Ты слышишь?!

- Слышу, Оля... Не беспокойся за меня, я сумею умереть достойно. Прощай...

Их повели в кромешном мраке ночи на станцию, окружив со всех сторон штыками. На станции, поодаль от вокзала, видневшегося в тусклом свете фонарей, стоял паровоз с тремя вагонами. Во второй вагон, с зарешеченным вверху оконцем, посадили комиссаров, в первый сели палачи, в третьем, товарном, они везли лопаты и кирки для рытья ям. Поезд тотчас отошел и скрылся в темноте. В пятом часу утра он остановился среди высоких барханов между станциями Ахча-Куйма и Перевал. Выскочившие из первого вагона англичане и белогвардейцы мгновенно оцепили поезд. Фунтиков, Тиг Джонс и их подручные отошли от вагонов, освещая темень фонарями.

- Вот здесь, - сказал Фунтиков, - за барханами, чтобы не было видно с дороги.

- Выводите! - распорядился Тиг Джонс. Заскрипел, словно заплакал дверной ролик, откатываясь и распахивая вагон.

- Выходи, выходи!

- Не бойся, страшнее смерти ничего не будет! - понеслись циничные, приправленные матерщиной «прибаутки» Гаудица.

- Дави их, - подсказывал, злорадно хихикая, Макака. Он стоял с бутылкой водки и револьвером у паровоза. Возле него, дрожа от страха, молился и лепетал бессвязно машинист Щеголютин. Макака подбадривал его:

- На, выпей, сволочь! Что ты трясешься, как побитая сука!

- Не могу... воротит назад. Ох, господи Иисусе... Вон кто-то еще идет!..

Макака повернулся и увидел быстро шагающего по шпалам человека. Сунув бутылку машинисту, бандит, держа револьвер перед собой, кинулся к неизвестному.

- Стой! Кто такой, откуда?!

- Я путевой обходчик, сторож, вон моя будка. А вы почему остановились? Почему нет на паровозе огней?

- А, сволочь, пошел туда! - Макака толкнул сторожа в спину. - Вон туда топай, в барханы, куда всех гонят!

Сторож не успел сообразить, что происходит, как оказался вместе с бакинскими комиссарами. Понеслись одна за другой команды «пли», залпом и в одиночку загремели выстрелы. Их расстреливали группами, по несколько человек. Вторая группа - девять человек - бросилась бежать в барханы, но никому уйти не удалось. Расстреляв комиссаров, палачи взялись за лопаты, чтобы забросать песком убитых, но, озверев, принялись рубить головы мертвым, четвертовать их... Потом, окровавленные, с засученными рукавами, в вагоне, в тамбуре, на подножках пили джин, тяжело дыша после кровавых злодеяний...

VI

Зверства англичан и белогвардейцев со всей силой проявились и на Закаспийском фронте в середине октября, когда в район станции Артык из Персии было переброшено до четырех тысяч англо-индийских войск, а из Петровска от Кавказско-Каспийского правительства, сформированного полковником Бичераховым, прибыли отряды кубанских белоказаков. Хорошо обученная и превосходящая боевой оснащенностью армия интервентов потеснила красноармейские части. После ожесточенных сражений войска Закаспийского фронта отошли на восток и закрепились на станции Равнина. На фронте наступило относительное затишье и долгое, полугодовое противостояние.

Штаб и РВС Закаспийского фронта находились в Чарджуе. Руководство фронта только что возвратилось из Ташкента, где участвовало в I съезде Красной Армии и Красной гвардии Туркреспублики.