Изменить размер шрифта - +
Следом появились казачьи сотники, стрелецкий майор и предводитель ополчения – купец Старомыслов. Тоже потные, грязные, с безумными глазами. Доспехи, оружие, кафтаны – в кровавых ошметках. И дышали они тяжело, жарко, с храпом и фырканьем, как запаленные лошади.

Стрелы летели плотно и метко, не позволяя высунуть голову из сруба.

– У, погань косоглазая! – выругался воевода, когда тяжелая стрела с трехгранным наконечником с глухим стуком впилась в ограждение галереи в вершке от его ладони и застряла, трепеща оперением. Отлетевшая щепа попала Сытову в щеку, он, побледнев, быстро выдернул ее и, зажав рану рукавом, покосился на Мирона. Воевода этого не заметил.

Иван Данилович некоторое время напряженно всматривался вниз, затем процедил сквозь зубы:

– Всех на ворота! Выпустить из поруба сидельцев. Вооружить! Пусть прощенье государево кровью отслужат!

– И висельников выпустить? И окаянников? – осторожно справился стрелецкий майор.

– Всех! Я сказал: всех! – пристукнул воевода кулаком по брусу. – Всех татей, всех висельников! Всех воров из «опальной»! Живыми останутся – отпущу гулять по свету! А кто струсит, тех самолично на рел  вздерну!

Майор, придерживая на голове шлем, ринулся исполнять приказ.

Тут подал голос Сытов.

– Иван Данилыч, – робко обратился он к воеводе. – Может, выдать им аманатов, раз требуют? Я на всякий случай велел их к тайному подлазу привести. Вдруг уйдет тогда татарва?

– Аманатов, живо! На башню! – рявкнул воевода, даже не посмотрев на Сытова. Но тот мигом рванулся вниз, пересчитав спиной ступеньки узкой лестницы.

– Плохо дело, – воевода покосился на Мирона и, опершись руками в стены башни, выглянул в бойницу. – Давит нас проклятая орда! – И сплюнул сквозь зубы на деревянный настил.

– Неужто и впрямь уйдут, если выдать им аманатов? – осторожно справился Мирон.

– Выдать? – покосился на него воевода и расхохотался. – Я им выдам! По четвертинкам! Я им покажу, косорылым, как русскую крепость воевать!

И злобно, по-волчьи ощерился, выставив крупные желтые зубы.

– Что вы надумали? – уставился на него с подозрением Мирон. – Я не позволю казнить аманатов! Без указа государя вы их пальцем не тронете!

– Не позволишь? Не трону? – Воевода в ярости дернул себя за бороду, глаза налились кровью. Он схватился за саблю и подступил к Мирону, тесня его к выходу из башни.

– Кто ты таков? – заорал он, приставив саблю к груди князя. – Указывать мне вздумал? А ведомо тебе, что это мне указано заковать тебя в железы и отправить в Москву при крепком конвое? Государем указано, Петром Алексеевичем! Так что молчи, сучий потрох! Иначе велю сбросить со стены на потеху ойратам! Или Тишке-палачу на расправу отдам! И репку-матушку, и Лазаря запоешь на виске. Всю подноготную расскажешь!

– Вы что? Белены объелись? – опешил Мирон, но твердой рукой отвел от груди саблю. – Какая муха вас укусила? И врать мне не надо! Когда вы успели указ государя получить? Или вам сорока на хвосте принесла?

– Молчи, пащенок! Решил меня с кормления скинуть? На жирный кусок позарился?

– Кто вам эту чушь сказал? – поразился Мирон. – Я дни считаю, когда уеду отсюда. У меня в Москве невеста…

– Уедешь, как же! – сказал устало воевода. И, сняв шлем, вытер пот со лба тыльной стороной ладони. – Не шучу я! «Слово и дело государево» уже отправил в Москву. Дай Бог, выстоим и царевой грамоты дождемся.

Быстрый переход