Глаза у хана блеснули, как у затравленного зверя.

– Уходим! – крикнул он и первым направил коня к разоренной ставке, скрывавшейся на холме среди густого подлеска. Только один шатер, шатер Деляш стоял на поляне нетронутым среди разбитых, изломанных, изорванных шатров хана и его свиты. Вокруг валялись тела «серых волков». Густо положили их казачьи сабли. Видно, выскочили русские внезапно, застали нукеров врасплох. Среди них оказались еще живые, но хану было не до раненых. Спешившись, он бросился к шатру, и – о, счастье! – услышал, как заголосил, зашелся в плаче младенец, а следом залилась лаем крохотная постельная собачонка Деляш. Он рванул шелковый полог…

Дородная, розовощекая Анфиса с заколотой в узел косой сидела на мягких подушках возле зыбки и кормила младенца грудью, расстегнув синий терлик. Увидев хана, упала на колени и поползла, протягивая ему ребенка и подвывая от страха. Деляш, лежавшая на мягкой постели из лисьих шкур, повернулась на бок, довольно легко – и посмотрела на Равдана слегка раскосыми черными глазами. При виде хана они засветились радостью. Счастливая улыбка озарила бледное, как зимняя луна, лицо.

– Светлейший хан, – сказала она тихо, – казаки были здесь. Страшные, лохматые, вонючие. Их предводитель схватил меня за косы, а второй занес саблю над нашим мальчиком. Анфиса закричала, выхватила у них Мюкевюна. Тогда в шатер вошел другой казак, молодой, с голубыми, как небо, глазами. Видно, более знатный, чем первый. Он крикнул, что женщины и дети ни в чем не виноваты. И велел нас не трогать!

Хан перевел взгляд на Анфису. Все еще стоя на коленях, она держала мальчика на руках, и тот, найдя сосок, сладко чмокал с закрытыми глазами. На шейке его виднелась серебряная монета, висевшая на кожаном шнурке – талисман бу. А на зыбке найденные в степи наконечники стрел – зубы волшебного дракона лу буугин сумн. Сильные обереги, однако, у его сына, если от казачьей сабли спасли!

– Хорошо ест? – спросил хан.

– Хорошо, очень хорошо! – закивала с готовностью Анфиса и потянулась перстами ко лбу, но, спохватившись, отдернула пальцы и принялась поправлять рубашонку маленького наследника джунгарского ханства.

– Знатным воином будет, – задумчиво сказал хан и посмотрел на Деляш: – Дорогу домой осилишь?

– Осилю, – смущенно улыбнулась она. – Дорога домой всегда короче. Только Анфису не трогай. Она вступилась за нас. С казаком дралась за Мюкевюна.

Хан смерил Анфису долгим взглядом, но ничего не сказал, вышел из шатра. И не видел, как полонянка торопливо перекрестилась сама, а затем, оглянувшись на Деляш, осенила крестным знамением и младенца, заснувшего возле ее большой теплой груди.

– Мы уходим! Отвести войска от города! – приказал хан.

Он даже себе не желал признаваться, что от его войска мало что осталось после первой же сшибки с русскими в поле. Не мог он поверить и тому, что не все кыргызы встали на его сторону, да еще насмелились помогать его, джунгарского контайши, врагам.

Равдан яростно скрипнул зубами и погрозил камчой закрытому дымной пеленой острогу:

– Ничего! Хан Равдан непременно вернется! И тогда камня на камне не оставит от города!

Глава 19

Мирон сидел на откосе, подставив лицо теплому ветерку, дувшему с реки, и блаженствовал. Упивался тишиной и покоем впервые за те месяцы, что прошли с его отъезда из Москвы.