– Погоди, малыш, сейчас мыться будем… – приговаривал парень.

    Крым спокойно стоял, расслабив усталые мышцы, предвкушая момент, когда прохладная влага коснётся разгорячённого тела…

    Серёжа привычно подошёл к стене конюшни, вдоль которой грелся на солнце длинный ряд вёдер с водой, развязал на шее косынку и принялся с наслаждением умываться. Это хоть чуть-чуть, но спасало его от жары. Он даже позавидовал Крыму, которого вымоют с головы до ног. И потом, это лишь со стороны кажется, будто скаковой круг до асфальтовой плотности пропечён солнцем и утрамбован тысячами подков. На галопе из-под копыт тучами вздымается пыль и летят комья земли, и всё это – жокею прямо в лицо. Так что помывка ему была определённо необходима…

    Тем временем из полумрака конюшни выплыла на свет Божий дородная женщина. Клавдия Алексеевна – старший конюх и вдобавок жена тренера Серёжиного отделения – хозяйским оком обвела приконюшенный двор и, заметив плещущегося в ведёрке жокея, так всплеснула руками, словно не видела его ну по меньшей мере лет пять.

    – Ой! Тю!.. Сярожа приехал! А я и нэ бачила!..

    Она была из русской семьи, но выросла на Украине и с тех пор «размовляла» на обоих языках одинаково хорошо. И одинаково кстати.

    – Тётя Клава! – обрадовался Сергей. Недолго думая он утёрся косынкой, и на улыбающейся физиономии остались грязные полосы. – А кваску для гарна хлопчика не найдётся?

    Клавдия Алексеевна славилась хозяйственностью и всегда держала на конюшне бочонок хлебного кваса. Этот квас и коржи к нему она готовила собственноручно, по ей одной известным рецептам. Квас получался отменным – тёмным, почти чёрным, густым и вкусным необычайно. Такой напиток и жажду утолял, и есть после него не хотелось: то, что надо жокею, дрожащему над каждыми ста граммами веса.

    – Как не найдётся, уж для тебя, Серёженька, завсегда… – Тётя Клава заговорщицки понизила голос и сообщила: – Аккурат вчера новый поставила. Сейчас, голубок, как раз и отведаешь. Только троглодитам этим не проболтайся смотри, – кивнула она в сторону Витька, будто он и так не слышал её слов. – Набегут и всё сразу выхлебают. Пусть спиток сначала добьют…

    Спиток – светло-жёлтый, матерущий по своей кислоте напиток, который Витёк называл не иначе как «вырви-глаз», – особой популярностью на конюшне не пользовался. Хоть и утолял жажду молниеносно.

    Клавдия Алексеевна величественно уплыла в сумрачную прохладу конюшни и вскоре появилась оттуда с полулитровой кружкой:

    – На, сынок. Пей на здоровье!

    – Ох, тётя Клава, что бы мы без вас… – Сергей жадно присосался к запотелой эмалированной ёмкости. – Вот уж спасибо!

    Квас был действительно отменным.

    – Серый, а тебе ведь из конторы звонили. Чуть не забыл! – подал голос Витёк. Он успел вымыть коня и вываживал его по двору, чтобы обсох. – Раиса из производственного отдела. Как я понял, тебя дед Цыбуля требовал, велел непременно перезвонить…

    Белоснежный телефонный аппарат, чудо дизайна в стиле «ретро», красовавшийся на столе, казался пришельцем из другой цивилизации. Из мира стекла, бетона и космических скоростей. Мира, где столь же чужеродными выглядели бы стремена, сёдла, уздечки… и некоторые молодые люди в потасканных бриджах и с разводами пыли на запавших, чёрных от загара щеках.

    Сергей сидел за столом и несчётный раз набирал номер директора «Свободы».