— Пойдёмте со мной, мастер Бедвин.

Бедвин обернулся и посмотрел на неё с высоты своего гигантского роста. Лицо его, обрамлённое спутанными волосами, выглядело мрачным и суровым. Поначалу Гвинет стало не по себе, но тёмные глаза великана были большими и кроткими, как у испуганного оленя, и она улыбнулась. К её удивлению, Бедвин в ответ поклонился, церемонным жестом приложив раненую руку к груди. Может, и ей надо сделать реверанс? Тряхнув головой, Гвинет потянула Бедвина за собой к воротам аббатства. Гервард передал успокоенных мулов Мэтту Грину и побежал следом.

Толпа беззвучно расступалась перед ними. Многие бросали на Бедвина косые взгляды, а жена кузнеца даже спрятала своего малыша в складках юбки. Гвинет стало обидно за великана, который шёл за ней, послушный, как овечка.

Дверь часовни Пресвятой Девы была открыта — только что закончилась служба девятого часа[1] и монахи гурьбой выходили на улицу. Гвинет видела высокую фигуру аббата Генри и рядом с ним — Годфри де Массара, гостя из Уэллского собора. Все знали, что настоятель собора, декан[2] Александер, хотел, чтобы Гластонбери стало частью его епархии, вместе с Уэллсом[3] и Батом. Гвинет с Гервардом были убеждены, что отец Годфри шпион декана, и докладывает ему всякий раз, когда в Гластонбери что-нибудь не так. Чем больше усилий прикладывал аббат Генри, чтобы отстроить аббатство заново, тем сильнее хотелось декану прибрать его к рукам.

Но вот в дверях часовни показался брат Патрик, и Гвинет бросилась к нему.

— Святой отец, у нас к вам дело! Вот — это Бедвин, каменщик. У него рука повреждена, видите!

— Тихо, Гвинет.

Отец-врачеватель успокаивающе похлопал её по плечу.

— С Божьей помощью всё устроится.

Он повернулся к каменщику, осторожно взял в ладони его раненую руку и приступил к осмотру.

Из раны всё ещё лилась кровь, брат Патрик что-то тихо шипел сквозь зубы, а Гвинет с волнением ожидала его вердикта. Брат Патрик был опытным лекарем и знатоком целебных трав, но Гвинет прекрасно понимала, что такое для каменщика руки.

— Скверная рана, — произнёс, наконец, врачеватель. — Пойдём, тебе надо в лечебницу. Я промою руку, наложу повязку с окопником, и, Бог даст, все скоро заживёт.

Он жестом велел Бедвину следовать за собой, повернулся и вдруг замер, уставившись на что-то за спиной у Гвинет. Гвинет тоже оглянулась.

— Вот это да!

В аббатство Гластонбери въезжала огромная процессия. Возглавлял её всадник в лазурном, подбитом горностаем плаще с золотой пряжкой на плече. Под плащом виднелась расшитая бархатная туника. За ним ехали полдюжины вооружённых людей в алых плащах и кольчугах. Они окружали конные носилки[4] из розового дерева, похожие на большую кровать с балдахином. Только вместо вышитой ткани между столбиками кровати висели занавеси из оленьей замши. Позади крепкий мул тащил тяжело гружёную подводу. Ещё двое вооружённых всадников замыкали процессию.

— Неужто пилигримы? — шепнул Гервард на ухо Гвинет. — А до чего богатые, ты только посмотри!

Гвинет кивнула. Этот лорд мог бы оплатить постройку целого притвора! А в носилках, наверное, его леди, слишком хрупкая, чтобы проделать весь долгий путь верхом.

Навстречу знатному гостю выбежал монастырский эконом брат Барнабас и разразился цветистым приветствием. Лорд спешился и небрежным движением бросил поводья одному из своих спутников. Присмотревшись, Гвинет поняла, что приезжий гораздо старше, чем ей сначала показалось. Лицо его выглядело усталым и измученным.

— Хватит! — властным тоном прервал он цветистые речи брата Барнабаса. Видно было, что этот человек привык, чтобы ему повиновались. — Я спешу. Где этот ваш брат Патрик? У меня дело, не терпящее отлагательства.

На лице врачевателя мелькнуло удивление. Кивнув Бедвину он пробормотал: «минуточку» и зашагал через поросший травой двор к вновь прибывшим.