– Отпустите! – прозвучало хрипло. – Вы не имеете на меня никаких прав. И не имеете права указывать мне, что делать.

Анри рассмеялся, прижал меня к себе, потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову. Словно боролся с желанием сломать мне шею… или поцеловать. Его губы почти коснулись мочки уха, кожу согрело дыханием. Немало времени прошло, но разгоравшееся в глубине глаз золотое пламя словно до сих пор бежало по моим венам, выжигая изнутри.

– Пока ты не развелась со мной, Тереза, я все еще твой муж. И могу делать с тобой все что захочу.

Не то откровенное безразличие в голосе, не то злая насмешка. Даже если бы он в самом деле нашел меня под кустом, в том самом состоянии, когда невозможно вспомнить собственное имя, наверное, я бы и тогда протрезвела. Второй звонок перекрыл шум голосов, по ту сторону портьер доносились шаги и шуршание платьев. Публика оживилась, все торопились вернуться на места.

– Графиня д’Ортен будет против, – даже не стала сдерживать звенящую в голосе злость. – А если вы испортите мне прическу, я вас убью.

Упершись ладонями мужу в грудь, я подалась назад. Анри неожиданно резко меня отпустил, секундное замешательство позволило быстро нырнуть за штору. Вот теперь я почти бежала – подальше от этой ниши, подальше от кольца его рук и от невыносимой дурманящей близости. Успела как раз к третьему звонку. Ивар сидел в ложе нарочито расслабленный, вполоборота к входу. Заметив меня, окинул встревоженным взглядом, но я беспечно улыбнулась и без сил рухнула в кресло между ним и баронессой.

Он смотрел на меня, а я – на сцену. Занавес поднялся, зал замер, хотя многие наверняка знали, что будет дальше. Девушке не прощают связь с сильным магом, общество преследует ее, а возглавляют травлю родственники невесты. Она бежит из города, чтобы уберечь семью от гонений, а он безуспешно уверяет себя в том, что поступил правильно. До тех пор, пока ему не приходит весть о ее смерти.

– Все в порядке?

Ивар наклонился ко мне до непристойности близко. Рука его легко лежала на подлокотнике, но пальцы неслышно отбивали какой то ритм.

– Все замечательно.

– Тогда что у вас с лицом?

В дамской комнате у меня с лицом все было нормально. Хотя, может статься, после разговора с Анри перекосило от избытка чувств. Не каждый день встречаешь мужа с его любовницей в опере, а заодно признаешься ему в том, что пристрастилась к выпивке. Для леди моего положения такое – страшный позор, если не сказать больше. А еще меня наизнанку выворачивало от лжи. Надо привыкать, скоро она станет частью моей сути. По крайней мере, на ближайшие месяцы.

– Тереза, – негромко, но почему то удивительно мягко.

Ивар коснулся моей руки – едва уловимо, кончики пальцев за кончики пальцев, без напора или настойчивости.

– Что? – все таки обернувшись, рыкнула я.

Зрачки его едва уловимо расширились, недоверие сменилось удивлением, а затем и непониманием.

– Вы в него влюблены.

Он не спрашивал, но я все равно ответила:

– Нет.

Сказала как отрезала, и снова уставилась на сцену: в зале по прежнему царила напряженная грусть, но я больше не была ее частью. Ничего не изменилось, просто ушел настрой. Сложно окунуться в выдуманный мир, когда реальный обрушивается на плечи всей своей тяжестью. Сложно проникнуться чужой трагедией, когда тебя саму рвет на тряпочки.